Шрифт:
— Спать буду, — сказал он, глядя в потолок. — Петруха, через час толкни.
Через час Сидорову стало совсем худо. Как оказалось, Дюша слышал весь разговор с главврачом.
— Гнида ты обкомовская! Жополиз недобитый! Ты что, гад, делаешь?! Ты почему не подготовил госпиталь раньше?! Ты знаешь, что завтра там полные подвалы воды будут?!
Сидоров мямлил какую-то ерунду про артистов, посланных в госпиталь, про письмо, но Дюша его не слушал. Он подскочил к столу и резко сорвал телефонную трубку:
— Восьмой? Первого давай.
Разговор с генералом Лобиным получился нервным и очень коротким. Несколько секунд Дюша молча слушал, наливаясь багровой злостью. Потом повесил трубку. Еще с минуту постоял у стола. А потом со всего размаха грохнул аппарат об пол.
На обратном пути заехали к Жеке. Выпили фляжку спирта, и Дюша подарил мальчику Юре свою старую губную гармошку.
Игорь положил шприц на стол и сел спиной к кушетке, чтобы не смотреть на просыпающегося Андрея Николаевича. Если перед началом сеанса Игорь еще колебался — снимать ли нейрограмму, то теперь сомнений не осталось: не нужна мне его нейрограмма, ни сантиметра. Хотелось бы думать, что человек с таким лицом только что приятно пропутешествовал в розовое детство и всласть навозился в песочнице. Хотелось бы. Да не можется.
— У вас есть спирт? — глухо спросили за спиной. Игорь быстро обернулся:
— Нет. — Он постарался придать своему голосу как можно больше твердости. — Если желаете, могу проводить вас в фитобар.
— Не стоит. — Андрей Николаевич уже стоял около Игоря, протягивая деньги. Обыкновенный человек. Спокойное лицо.
— Заходите еще, — зачем-то ляпнул Игорь в спину выходящему. Посмотрел на пустую кушетку, на часы. До приезда Светланы Вениаминовны Жуковой оставалось тридцать минут.
— Галина Федоровна, — Игорь высунулся из комнаты, — сделайте мне, пожалуйста, кофе! И перестелите простыню на кушетке.
Интерлюдия V
Светлана Вениаминовна, вы меня слышите? — Да.
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Да… Но… Я хотела спросить… почему вы называете меня по отчеству?
— Светлана Вениаминовна, не отвлекайтесь. Вы слышите музыку?
— …Да.
— Расслабьтесь. Расслабьтесь. Вы очень напряжены. Слушайте музыку.
— …Да. Я слушаю.
— Теперь сосредоточьтесь. Я начинаю считать. Когда я скажу «пять», вы крепко уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
Шорох, шорох, быстрый шорох… Через пятнадцать секунд после того, как Светлана прошла вращающиеся двери, все абсолютно служащие знали: хозяйка приехала. У молодого бармена мгновенно вспотели руки, и он чуть не выронил стакан с только что приготовленным коктейлем. Что-то грохнуло на кухне. Две официантки, курившие в туалете для персонала, заметались, не зная, куда бы спрятать окурки. Начинающая девочка-певичка, стоя за кулисами, проклинала тот миг, когда согласилась поменяться местами в программе с маститым фокусником-манипулятором. "Она меня выгонит, выгонит! — повторяла она про себя. Абсолютный и строгий вкус Светланы Вениаминовны Жуковой был известен всем. Девочке и самой не нравилась ля-ля-ляшная, наспех сляпанная песенка, которую сейчас предстояло спеть перед публикой. Ей было ужасно жалко денег, отданных халтурщикам — композитору, поэту и аранжировщику. Но те, кто мог предложить что-нибудь получше, и брали раз в десять побольше. Ей было жалко дядю, который так старался пристроить ее в престижный ночной клуб. Ей до тошноты не хотелось возвращаться в родной Барнаул. — Ай, ладно, двум смертям не бывать", — решила девочка и, постаравшись улыбнуться как можно более профессионально, вышла на сцену.
— Зачем она так улыбается? — спросила Светлана, глядя на экран.
— Волнуется, — робко подсказали сзади.
— Новенькая?
— Третий день поет.
— И как?
— Публике нравится.
— Дайте покрупнее.
Оператор послушно переключил вид сцены на крупный план.
— Звук, — потребовала Светлана. Включили звук. Послушав с полминуты, хозяйка легонько кивнула: достаточно.
— Девочку оставить. Поменять репертуар, переодеть.
— Стилиста? — с готовностью подсказал кто-то.
— Нет. Просто попросите ее не улыбаться. Послышалось, что позади тихо прошелестело: "Слушаюсссь".
— Светлана Вениаминовна, вы будете ужинать?
— Нет.
— По вашему распоряжению мы сменили шеф-повара. — Голос секретаря был почти умоляющим.
— Очень хорошо.
В остальное время, пока хозяйка переводила взгляд с экрана на экран, никто из присутствующих не проронил ни слова. Светлана рассматривала сегодняшних гостей своего ночного клуба. Мельком отмечая про себя, кто был, с кем пришел, с каким лицом сидел.
Публики нынче много, почти все столики заняты. Как раз только что вошел в зал один из завсегдатаев. Господин Плишков. Со свитой. Говорят, еще с Собчаком вел переговоры о покупке Кунсткамеры. Очень, говорят, всяческие уродства уважает. Лет пятнадцать назад его выгнали с первого курса мединститута, так что изучать уродов ему не пришлось. Тогда он решил их коллекционировать. Достаточно взглянуть на его телохранителей… Кстати:
— Завтра же повесить перед входом новое правило для посетителей клуба: в зал разрешается проводить не более двух охранников. А уж никак не шестерых здоровенных лбов, каждый из которых одновременно является экспонатом из коллекции господина Шишкова. Они мне интерьер портят. Один вообще обнаглел, в свитере приперся с веселеньким орнаментом. Чуть ли не с оленями.