Теперь они каждый раз кричали специально. Останавливались в каком-нибудь месте, не очень людном, и вволю оттягивались. «Громче!» — требовала Аня. «Не хочу громче», — упрямилась старшая Верочка. «А ты через „не хочу“», — настаивала Аня. Верочка голосила все тише. Аня вдруг заметила, что дома крики практически прекратились.

Все же с гуляньем было тяжело справляться, в основном из-за мучительно долгих Верочкиных одеваний. Ане было жалко младшую, которая почти что лишилась всех связанных с зимними прогулками удовольствий. Санки были только одни, и тянуть сразу двух девочек у Ани не получалось. Как назло, мороз стоял сухой, и ни лепить снеговиков, ни играть в снежки было нельзя. Вообще-то в семье была няня. Маленькая Верочка в детский сад не ходила. Пока Аня работала, с ребенком сидела няня. Когда в доме поселилась старшая Верочка, няню временно отменили. Аня знала, что ей будет сложно объяснить постороннему человеку, почему ребенок так себя ведет. Ей не хотелось косых взглядов, вопросов о том, «все ли в порядке с девочкой?». Но теперь вроде бы старшая Верочка стала проявляться не так бурно. В любом случае, Аня решила попробовать.

К приходу няни Аня специально нарядила девочек в похожие платьица, повязала одинаковые банты. Они стояли рядом, похожие, как настоящие сестрички, и улыбались. Аня заранее поговорила с младшей, предупредила ее, чтобы та не кидалась к «любимой нянечке», не смущала старшую Верочку. Младшая сделала все как надо. Правда, все равно подбежала, но не полезла на руки, а взяла няню за руку, сказала: «Няня, познакомься, ее тоже зовут Верочка!» «Как же вас различать теперь?» — весело спросила няня, и день пошел своим чередом.

Младшая Верочка была счастлива. Еще бы, опять появился кто-то, кто занят целиком ею. Хотя няня и старалась исполнять свой долг, но все же было видно, что для нее старшая Верочка — ребенок номер два, своего рода «довесок» к «основной» воспитаннице. Старшая Верочка все чаще прибивалась к Ане, а той было совестно отсылать ребенка в детскую. Впрочем, придраться было не к чему, формально няня выполняла все свои обязанности по отношению к обеим девочкам. Но было что-то такое, во что «не ткнешь пальцем». Разный тон голоса, какие-то чуть заметные паузы. Почему-то так получалось, что в играх младшая Верочка постоянно оказывалась «в главной роли», а старшая — все больше «на побегушках». Аня шутливо спрашивала, что, мол, опять у нас младшая — прекрасная принцесса, а старшая — Баба-яга, но в ответ получала негодующий ответ — «она сама так захотела!»

«Ох, не нужно было няню звать», — думала Аня. Но теперь переиграть все назад было не так просто. Няня дала понять, что она хочет определенности, и пусть Аня решает, нужна она или нет, а то она будет искать другую работу. Получалось, что если няня уйдет, то на этот раз навсегда. А вдруг она все же понадобится? Найти хорошую няню нелегко. Да и младшая Верочка к ней привязана. Хотя последнее время эта привязанность стала какой-то почти демонстративной. Девочка как будто старалась наверстать недостаток внимания со стороны мамы и к няне проявляла самые пылкие чувства, постоянно подчеркивая, что «это моя няня». Старшая Верочка оставалась в стороне.

Ну и еще одной причиной сохранить няню было то, что Ане хотелось снова хотя бы иногда ходить куда-нибудь с Кириллом. Не столько для себя, сколько для него. Их образ жизни очень сильно изменился с тех пор, как в семье появилась старшая Верочка. Раньше они раз, а то и два раза в неделю выбирались куда-нибудь — то в кино, то в гости, то просто погулять вечерком. Дочку оставляли с няней, та ее укладывала спать и дожидалась возвращения родителей. С появлением старшей Верочки эти «выходы в свет» прекратились, Кирилл сидел у телевизора, и из их отношений стало исчезать что-то неуловимое, но очень важное. Ане очень не хотелось потерять это «что-то» навсегда. Поэтому няня была все-таки нужна.

Вот так и получалось теперь — младшая Верочка больше с няней, старшая Верочка больше с Аней. Это было удобно, ведь со старшей Верочкой заниматься должна была именно Аня. Но это было неправильно. У Ани было такое чувство, будто она предала своего ребенка, променяла свою Верочку на другую. Поэтому, когда младшая не шла на зов, или отворачивалась, или убегала от мамы, Аня не обижалась и не сердилась, а наоборот, испытывала чувство вины перед дочкой. «И поделом мне, — думала она, — ничего другого я и не заслужила». Да и с Кириллом они что-то все никак не могли никуда выбраться. Он стал гораздо позже приходить с работы и все жаловался на усталость. А у Ани не было сил его уговаривать, потому что она сама постоянно чувствовала себя усталой. Усталой, неправой и от этого несчастной.

Аня поехала на работу. Решилась оставить обеих девочек с няней на полдня. На работе ей сказали, что тренинг подготовки патронатных воспитателей заканчивается. И что в группе есть одна или две семьи, которые могли бы взять такую непростую девочку, как Верочка. Так что вот-вот, буквально через две недели, все должно решиться. Аня вышла из кабинета и заплакала.

«О чем ты плачешь?» — спросила ее коллега из Службы по устройству ребенка в семью. «Не знаю…» — Аня действительно не могла бы сказать, о чем она плачет. О том, что Верочка будет жить не с ними, а с другими людьми? Но если быть честной, то ведь, наверное, ей с этими другими людьми будет лучше… Они примут Верочку, и она станет для них подарком, долгожданным ребенком. А в Аниной семье к Верочке относились не так уж хорошо — младшая Верочка с ревностью и превосходством, Кирилл с отчуждением. У Ани все щемило сердце. Ей казалось, что никто не сможет понять Верочку так, как она.

Никто не сможет разглядеть в ней эту силу, нежность и тот потенциал, который видела в ней Аня.

Коллега из Службы по устройству присела рядом с Аней. «Понимаешь, — сказала она, — это ведь не твой ребенок». «Как это — не мой? — вскинулась Аня. — Почему ты так говоришь?» Ане было горько. Коллега говорила о том, что ребенок должен жить в семье, где все ему рады. Что никогда ничего хорошего не получалось, если муж не принимал ребенка, которого хотела жена. Они вспомнили случаи, когда в семьях случался конфликт — жена хотела растить приемного ребенка, а муж не хотел. Женщина делала выбор в пользу ребенка, с которым уже не могла расстаться, и от нее уходил муж. В практике детского дома было несколько таких случаев.