Перед самым Новым годом позвонила женщина — хотят отдать ребенка, мальчика, 1 год 5 месяцев. Ребенок приемный, в семье прожил больше года. Почему нам позвонили? Да кто ж их знает, телефон кто-то дал, хотят не просто «сдать ребенка» (брали не у нас), а чтоб семью нашли хорошую…

Почему-то перед Новым годом такое, как бы это сказать… обостряется, что ли… Кто-нибудь да позвонит — не могу, говорит, больше…

У них еще мальчик есть, чуть постарше, 1 год 9 месяцев. Свой. Или, как бы это сказать, кровный, что ли… Короче, сами родили. Тот, который приемный, — поактивней, побойчей, хоть и младше. Зашугал, видно, «братика». И еще младенец родился, только что. В семье бабушек-дедушек нет. Родители не справляются. Приемного решили отдать.

Брали в семью, сказали, «на эмоциях». Жалко стало, отказничок, сиротина, кроха. Как-то не рассчитали…

Потом мы в курилке сидели. Лена сказала:

— Все-таки я не понимаю…

Наташа:

— А я понимаю. Они устали. И помощи у них нет…

Лена:

— Котенка — и того не отдашь. Своего бы не отдали…

— Свой, он из утробы, — сказала Наташа, — а этот — приемный…

Тут самое сложное — удержать «профессиональную позицию». Всех понять. Всем помочь. Сделать то, что от тебя зависит. Не визжать. Не материться. Не плакать. Работать. Но и это не самое сложное.

Самое сложное — это продолжать их всех любить.

Марии Феликсовне ТЕРНОВСКОЙ— директору московского детского дома номер девятнадцать с 1994 по 2010 год, создателю патронатной системы, удивительному человеку, которым я восхищаюсь, которого уважаю и люблю.

Елене БУХМАН— руководителю Службы по устройству детей в семью с 1996 по 2005 год, человеку, который научил меня видеть в людях лучшее, что в них есть, бережно и трепетно относиться к тому, что происходит в душах человеческих.

Марии Викторовне КАПИЛИНОЙ— детскому психологу, удивительно доброму и преданному человеку, посвятившему свою жизнь и свой профессиональный талант ничейным детям.

Моему мужу— человеку, который все эти годы выдерживал жену, работающую с чужими детьми. Да еще и «пишущую».

Моим детям— замечательным девочкам, которые так сопереживали всему, что я делаю, что просто невозможно было не делать.

Елене Исаевой— «человеку-оркестру», издателю, дизайнеру и чудесному другу.

Сегодня очень модно стало говорить о традиционных семейных ценностях: о том, что их надо защищать, прививать — не забывать про них. Признаюсь, что мне нравится эта мода, но есть некоторые сомнения. Так, не совсем понятно, почему семейные ценности — это то, что мы потеряли? Какими они были в традиции нашего народа, общества 50, 100, 200 лет назад?

Веками складывался образ идеальной (правильной) семьи: дом, в котором витают запахи пирога, варенья; авторитетные, добропорядочные родители — хозяин и хозяйка дома; вежливые, сосредоточенные на своем образовании дети. Порядок в доме: аккуратность, бережливость, уют. Внешняя респектабельность. Одновременно с этим формировался в коллективном сознании и образ семейных отношений (наиболее точно отразили эволюцию этого осознания произведения художественной литературы XIX века): это и противостояние поколений, и борьба за свободные отношения, споры и размышления по поводу «неравного брака» и «брака по расчету», супружеской измены и любви. Двадцатый век в России прошел под знаком отказа отличного в пользу общественного: духом этого времени стало освобождение от быта, развитие общественных, коллективных форм воспитания детей и провозглашение свободы отношений.

Сегодня ни у кого не возникает сомнения в том, что главная ценность нашего современного мира — это семья. Однако именно в определении этой ценности в обществе нет согласия. И мне представляется, что мы сегодня находимся лишь в стадии его формулирования, — долгий путь прошло человечество для того, чтобы отметить самое важное для себя. Семья является действительно самым важным для человека — самой важной возможностью быть любимым. И это не нечто совершенно абстрактное и непонятное. Нет, быть любимым в семье — это значит знать, что на белом свете есть место, где тебя ждут. Испытывать привязанность — эмоциональную близость с родным человеком. Обладать способностью поддерживать длительные доверительные отношения с одним человеком. Все это определяет нашу успешность в самых разных сферах, потому что привязанность рождает доверие — доверие к миру. Отсутствие привязанности разрушает доверие к миру и порождает в человеке страх и агрессию.

Ребенок-сирота переживает именно эту — самую страшную из всех человеческих — катастрофу. Он лишается права на привязанность. Его семья больше не может о нем заботиться (так решил кто-то, так случилось почему-то), ребенка помещают в детский дом. Здесь он будет накормлен, здесь обеспечат его право на учебу и крышу над головой. Но здесь нет никого, кто может дать самое важное — абсолютную уверенность в том, что «я есть» и вот «это мое», потому что ее может дать только мама, папа и дом, в котором ребенок с ними живет.

Но какое отношение к этому имеет книга Татьяны Губиной, спросите вы, ведь в ней речь идет не о кровной, а приемной семье! О замене…

Тем не менее, отношение это самое прямое — приемные родители становятся посредником в том, чтобы ребенок сохранил привязанность к своим близким, чувствовал, что есть взрослые, которые готовы его поддержать в этом, обеспечить его право собственности на самого себя. И именно этому, на мой взгляд, посвящен сборник очерков о «ничейных детях»: описание технологии работы детского дома, в котором главную свою задачу видят в защите и обеспечении права ребенка на семью, внимательное отношение к тому, чтобы читатель не упускал из виду эту важную деталь: одна из самых главных задач приемных родителей — это не заменить (и уж тем более не вытеснить собой) кровных родителей, а принять ребенка вместе с тем, что ему уже пришлось пережить. Привязанность к приемным родителям возникает только из доверия, из стопроцентной уверенности, что взрослый человек не испытывает ненависти, не отрицает твоего прошлого, находит в себе возможность принимать твоих родителей.