— Да, довел бедную женщину, — думал я, — Что теперь ей говорить, чтобы не обидеть и не озлобить женщину на весь род мужской?

Погладив голову женщины, я спросил:

— Что случилось? Ты не сердись, все еще впереди, все будет, и хорошее и плохое, и радость будет еще такая…

— Какая радость? — изумилась хозяйка. — У соседей девчонка во сне померла. От чего, никто не знает. Доктора приезжали, справку выписали, хотят в морг везти, чтобы вскрытие сделать и узнать причину смерти, а мать дочку не отдает. Я вот и прибежала, что бы вы хоть ее уговорили, вас-то она уважает.

Я по-военному встал, ополоснул лицо из медного рукомойника, висевшего на цепочке в уголке за занавеской, оделся и вместе с хозяйкой вышел из дома. Идти было недалеко и минут через десять мы уже входили в небольшой домишко, которого давно не касалась мужская рука.

В комнате находился врач из поселковой больницы, с бородкой клинышком под тов. Л (У) с неизменным саквояжем, участковый уполномоченный и еще несколько соседок.

Мать девочки стояла на коленях у кровати дочери, обняв ее, причитала о своей горькой судьбе, о Боге, который не защитил ее, отняв самое дорогое в жизни.

— Что случилось, доктор? — тихонько спросил я.

— Не знаю, милейший, — сказал врач. — Остановка сердца причем без каких-то видимых симптомов болезни или травмы. Отравление тоже не исключено, хотя еда, понимаете ли, самая простая и неприхотливая, но самая здоровая и для организма полезная. Поверьте мне, эти люди через восемьдесят-девяносто будут рассказывать своим прапраправнукам о том, как плохо они жили и как плохо они питались. А я вас попрошу уговорить мать отдать нам дочь для исследования причин болезни. Вдруг какая-то зараза или преступление какое. Нельзя это так оставлять.

Я кивнул головой и подошел к матери. С чего начать, что сказать, как утешить, как объяснить? Не знаю.

Я встал рядом с ней на колени, взял женщину за плечи и привлек ее к себе, поглаживая по волосам. Какие могут быть слова в такой ситуации? Лучше молча соболезновать, чем говорить какую-то ерунду.

Женщина плакала у меня на груди, и периодические рыдания как судорогой встряхивали ее тело.

Жестом подозвав свою домохозяйку, я передал женщину ей, а сам присел на кровати девочки.

Руки ее были холодны, лицо неподвижное, но один глаз был чуточку приоткрыт, как будто она подглядывала за нами.

Мне и раньше приходилось видеть мертвецов с открытыми глазами, и с полуприкрытыми, и вообще без глаз. На войне и не того насмотришься.

Я протянул руку и положил ее на лицо девочки, стараясь прикрыть этот глаз. И вдруг я своей рукой почувствовал, что девочка не умерла. Она просто летает где-то вблизи, оставив свое тело. Ей это нравится и если ее не позвать, то она так и останется бестелесной, живя рядом с нами и радуясь тому, что никто не сможет причинить ей боль или зло.

— Иди сюда, — прошептал я. — Неужели тебе не жалко мать, которая, может, и не маркиза или графиня, а нормальная женщина, она тебя родила и все делает для того, чтобы из тебя получилась самая красивая в мире барышня, и чтобы все мужчины мира лежали возле твоих ног, вымаливая хотя бы один ласковый взгляд. А как обрадуются твои подружки, став после тебя самыми красивыми в классе? Для вида они будут плакать, а сами будут поглядывать на тех парней, которые бегают за тобой. Давай-ка, возвращайся домой, еще успеешь в школу ко второму уроку, а я напишу записку в твою школу, что ты задержалась по уважительной причине.

Лицо девочки под моей рукой стало теплеть. Я ощутил легкое подрагивание век и мышц лица. Вернулась. Сейчас минуты через две можно будет убрать руку и объявить все летаргическим сном.

Я встал и сказал:

— Мне кажется, что это все-таки летаргический сон. В армии, помнится, был такой же случай, три дня человек спал, но в чувство привели.

— Это же невозможно, коллега, — подал голос доктор. — При летаргическом сне функции организма замедлены, но не находятся в полном отсутствии…

Девочка открыла глаза и села на кровати.

— А сколько сейчас времени? Да я же в школу опоздаю, — начала она метаться по комнате, одеваясь. — А вы напишите записку в нашу школу и скажете, что я вам помогала? — спросила она меня.

В знак согласия я кивнул головой.

В комнате стояла тишина. Потихоньку все стали расходиться. Подумаешь, девчонка в школу проспала, а мать панику подняла.

Сарафанное радио в мгновение ока раструбило по всему поселку, что я воскресил умершую девочку и что я тибетский врач, который лечит наложением рук. Толпы людей стали собираться возле моего жилья. И мое руководство, видя такое положение, выделило все-таки мне комнатку в доходном доме купца Мануйлова, населенном, как это говорится, срезом российского общества 1930-х годов.