Шрифт:
— Наверное, соскучились по жене, по детям?
— Не успел обзавестись, — вздохнул капитан.
— Значит, по родителям?
— Естественно! За мать беспокоюсь — в Таганроге она осталась. Отец где-то в армии. Ещё до плена связь прервалась. Может, погиб, а я даже номера части не знаю.
Итак, ни одной зацепки. Специально не даёт или действительно так сложилось? Орешек трудный, враз не разгрызть.
Вошёл следователь Гусев, хотел что-то спросить, но, очевидно, не решился, только несколько удивлённо приподнял брови. Сказал, что зайдёт позже, но через минуту уже звонил по телефону:
— Я веду допрос Скибы. Он рассказал, что в шестёрке капитан и Иванов держались обособленно. Скиба подметил на руке у капитана то ли часы, то ли компас. Ни того, ни другого при обыске не оказалось.
Игнатов положил трубку. Ну, что часы или компас? Мог потерять в суматохе. А почему надо верить Скибе? Неизвестно ещё, кто он сам. И всё-таки отпускать капитана ещё рано.
— Назовите лагеря, в которых находились во время плена.
— Вначале в Ростове, а когда немцы заняли Минеральные Воды, перевели туда.
— Весь лагерь?
— Нет, специалистов.
— Расконвоировали?
— Как вам сказать… Специалисты пользовались некоторой поблажкой. Даже вступали в контакты с местным населением. Главным образом, с женщинами.
— Вас бежало шестеро?
— Да, шестеро.
— Кто шестой?
— Вы имеете в виду Иванова? Так я ничего о нём не знаю.
— Он участвовал в организации побега?
— Участвовал… Эх, опять кашель… Разрешите закурить?
— Курите. Я скажу, чтобы вам дали аспирин… Как вы думаете, что побудило Иванова напасть на старшину? Ведь цель уже была достигнута: побег удался, вы встретили своих.
— Я сам удивился. Меня же не было там в этот момент. Может, испугался угроз?
Ну, что ж, вполне логично. Капитана трудно было в чём-то уличить. И вообще, производит впечатление делового, хваткого человека. Вот разве что излишне хваткого. Интересно, что он ответит, если спросить, видел ли в лагере бывшего офицера царской армии, разыскивающего «племянника»? Если скажет, что видел, надо тянуть ниточку дальше, если нет — можно прерывать допрос. Капитан ответил: «Не встречал».
Игнатов прервал допрос. Уходил капитан неохотно, даже задержался у двери, словно удивляясь, почему идёт в сопровождении конвоира, а не самостоятельно. Ведь всё ясно: в плену оказался не по своей воле, никакой военной тайны немцам не выдал, при первой возможности бежал, да ещё привёл пополнение Красной Армии. А в том, что один из шестерых бежал, его вины нет. Он там рядом не стоял и не знает, что и как случилось. Может, сам старшина виноват. Игнатов прочёл в его взгляде недоуменный вопрос: «Чего вы от меня ещё хотите?»
Панов собрал совещание, чтобы обсудить результаты допроса. Как ни старались все настроиться только на деловой лад, никому из сотрудников не удавалось скрыть повышенного интереса к генералу, подчёркнутого уважения к нему и радости, что вот он снова с ними и работает как обычно. Дело в том, что накануне, 19 ноября, поздно вечером немцы, участившие бомбовые удары по нашим штабам и стратегическим объектам, сильно бомбили Кизляр. Одна из крупных бомб попала в здание, где в это время находился Виталий Иванович. При взрыве бомбы часть здания рухнула, некоторые из присутствовавших здесь работников были ранены. Виталий Иванович, слава богу, и царапины не получил, а ведь всякое могло случиться, разорвись бомба чуть ближе к нему. И, кажется, все, даже «вечный оппонент» Кондратьев, осознали, как стал им близок и необходим их суровый с виду генерал.
— Так что у нас с этой шестёркой? — спросил Панов.
Игнатов коротко доложил. Выяснилось, что из пяти задержанных мужчин нет ни одного старше тридцати лет, никто не состоял в комсомоле, не привлекался к суду, не уклонялся от призыва в армию, не нарушал воинской присяги. Один — техник, второй — учитель, третий — механик, да двое колхозников. Все хотели бы вернуться в ряды Красной Армии. Анкетные данные четверых находятся на проверке. У капитана Пшеничного проверить их невозможно, так как он с той территории, которая временно оккупирована гитлеровцами.
— Что делать, товарищ генерал? Ждать или решать без запроса?
Панов коротко пыхнул искорками глаз:
— Не надо торопиться… Момент очень сложный, я бы даже сказал, кризисный. Враг скоро побежит. Тут только и жди диверсий… Поговорите ещё… Все свободны, Чернов и Игнатов, останьтесь.
Когда остальные вышли, Панов спросил:
— Что там с письмом?
Чернов с готовностью подскочил:
— Есть, товарищ генерал! Вот оно!
— И молчишь?!
— Да только доставили из Москвы.
Панов прочитал письмо и некоторое время сидел неподвижно. Потом негромко сказал:
— Не знаю, как у него, а у меня бы просто сердце разорвалось от таких слов.
— Да, уж письмо… — Николай покрутил головой. — Если бы мне мать такое написала…
— Неужели не подействует? — сказал генерал. — Он нам сейчас нужен, как никогда! Немцы, отступая, будут уничтожать всё и всех подряд. Не допустить, уберечь — это одна из главных наших задач.
— Ну, он такой хлюст, этот Гук! — недовольно проговорил Чернов.