Утром, лёжа на кушетке в своей комнате, Зигфрид тщательно обдумывал создавшуюся ситуацию: почему внимание к Сергею Ларскому усилилось? Чем он мог навлечь на себя подозрение? Уж не Гук ли сыграл втайную? И не следят ли за Василием? Хотя тот и закрывал пол-лица платком, Виктор мог его узнать.

Зигфрид вышел в коридор. Пусто. Кажется, все ещё спят. Василий живёт в одной комнате с суфлёром. Как пригласить его к себе, не навлекая подозрений? Откладывать разговор не хотелось, но сейчас каждая мелочь может стать опасной зацепкой, если за ними и здесь, в общежитии, наблюдают.

Пока Зигфрид размышлял, медленно двигаясь с полотенцем к умывальной комнате, в коридор вышел заспанный Василий. Словно почувствовал, как он ему нужен. Зигфрид кивнул ему, приглашая к себе. Василий настороженно моргнул в обе стороны своими круглыми глазами и вошёл следом за Зигфридом.

После налёта на Гука Ларский как бы между прочим спрашивал, не знает ли Василий, как дела на заводе, у железнодорожников. Василий не знал, но понял, что надо сходить. Скоро, попивая обычный утренний кофе у художника, рассказал ему, что рабочие завода саботируют, а железнодорожники путают графики движения немецких эшелонов. Потом уже по собственному почину стал приносить и другие новости. Василий догадывался, что Ларскому это зачем-то нужно.

Сегодня впервые разговор шёл более открыто. Сергей, внимательно наблюдая за Василием, спросил:

— Тебе не кажется, что за тобой следят?

— Кто? — встревожился Василий.

— Ну, кто-нибудь… Ничего не замечал?

— Вроде бы нет, Сергей Иванович.

— Понаблюдай, проверь, потом мне скажешь.

— А если…

Зигфрид, отошедший к окну, резко повернулся к нему:

— Не паниковать! Веди себя как обычно. Не давай им карты в руки!

Василий догадался, кого имел в виду Сергей Иванович, и медленно кивнул. Зигфрид, уловив в его глазах тревогу, сказал как можно мягче:

— Я тебе доверяю… Иначе не позвал бы с собой, когда шли к Гуку. Конечно, всё это опасно, и ты можешь отказаться… Но разве лучше пресмыкаться перед фашистами?

— Да вы не беспокойтесь, Сергей Иванович. Это я с виду размазня, а вообще, ничего им не скажу, что бы они ни делали.

— Ну, я думаю, до этого не дойдёт, — приободрил его Зигфрид. — Просто будь осторожен.

«Но если даже и скажет, не выдержит, — размышлял Зигфрид, — то очень немного. В сущности, он ничего не знает. Разговора с Гуком не слышал. О Петровиче и Анне не подозревает». Немного успокоенный, Зигфрид, тем не менее, ещё несколько дней тщательно проверял, нет ли слежки, а за кулисами охотно обсуждал с Евгением Шкловским достоинства местных дам, посещавших театр. Через неделю его перестали провожать до общежития, и он решил, было, что всё сошло благополучно, но спустя три дня всё повторилось. Люди, идущие следом, менялись, а слежка по-прежнему велась открыто.

Зигфрид решил прощупать Шкловского, не его ли это люди. Когда тот пришёл за кулисы «поболтать», он как бы между прочим, со смехом сказал:

— Везёт вам, господин Шкловский, наши театральные дамы от вас без ума.

— А вы разве не имеете у них успеха?

— Театральные дамы любят покровителей, а я ничего не в состоянии им дать. Поэтому приходится искать удовольствий на стороне. Но в последнее время это стало затруднительно.

— Что так? — изумился Шкловский.

— За мной постоянно ходит человек: от шашлычной — к театру, от театра — к магазину. Пойди я к даме — он, пожалуй, захочет разделить со мной и мою привязанность.

— Ну, вы шутник! — громко засмеялся Шкловский, и Зигфрид тотчас поддержал этот смех. — Только я здесь ни при чём.

Шкловский умолк так же внезапно, как и рассмеялся. Зигфрид пожал плечами, весело развёл руками:

— Я так и думал, господин Шкловский, что это кто-то из моих тайных соперников.

Зигфрид сделал ударение на слове «тайных», Шкловский усмехнулся и ушёл. «Пожалуй, он действительно ни при чём, — подумал Зигфрид. — Значит, гестапо? Надо во что бы то ни стоило пробраться к Петровичу, передать шифровку для Анны. Рация должна работать именно теперь, когда я «под колпаком». Ночью он выбрался через окно, надев старый ватник и ушанку Василия.

Петрович хмуро выслушал Зигфрида, недовольно посопел и сказал:

— А ну как хватятся тебя! Время такое опасное. И как на патруль не наткнулся?

— Я же в обход, по горе шёл. Дольше, зато безопаснее. Вернусь так же.

— Ночью пойдёшь?

— Конечно, ночью. К тому же, утром я должен выйти из своей комнаты у всех на виду.

— Так опасно. В городе схвачена разведчица. Пришла из-за линии фронта. К кому шла? Не к нам?

— Вряд ли. Когда в последний раз Анна выходила на связь, ничего не говорили, не предупреждали.

— Но могли прислать, как Николая присылали.

— Не было никакой необходимости. Но положение осложняется, а мы сидим. До сих пор ничего не знаем о Морозове, не имеем списков заключённых. Я только и слышу: «Осторожнее, осторожнее»… Пока будешь осторожничать, всё прозеваешь.

— Морозова в городской тюрьме нет, — сказал Петрович. — Я попросил кое-кого прощупать охранника, жадного до денег. Да не знаю, правильно ли поступил.

— Правильно, — одобрил Зигфрид. — Приходится рисковать.