— Ой, а у меня брат тоже, когда напьется, сразу с балкона прыгнуть хочет. И тоже на войне был.

— Синдром называется. Война — это ж вам не дискотека.

— Он, кажется, глаза открыл.

— Я ж говорю, сейчас оклемается. Просыпайся, братишка!

За рулем сидел Никита. В камуфляже. Рядом, закинув ноги на торпеду, курила беленькая. Сам же Вадик полулежал на заднем сиденье «опеля», прислонившись к чьему-то теплому плечу. По реплике о глазах он понял, что плечо женское. Но ему было все равно.

Он потерял ее… По собственной дурости. Словно сам посадил ее в тачку к частнику и захлопнул дверь… Не сев следом.

— Девчонки, а вот еще анекдот! Ничего, если с матом?

— Конечно ничего!

— Долгими зимними вечерами в Шушенском Ленин и Крупская любили музицировать. Владимир Ильич садился к роялю, а Надежда Константиновна пела…

Вадик не стал дослушивать. Он знал этот бородатый анекдот. Поэтому снова вырубился.

На фотографию падал луч света от уличного фонаря. На снимке рядом с Леркой стоял какой-то мен. Нагло лыбился и обнимал ее за талию. И она не возражала. За их спинами синело море, а у ног прилегла собака. Очень знакомый пейзаж. Блин, это же Сан-Бенедетто! Италия! Конечно! И собака знакомая. Один раз угостили ресторанной колбасой, так она до самого отъезда за ними таскалась.

Стоп, так это же он сам! Только с длинными волосами! Он и Лерка. Точно такая же фотка хранилась в их семейном альбоме. И еще одну они подарили теще с тестем. А те поставили ее на подоконник в комнату, где до ипотеки жили супруги.

Третьей фотографии не было, это точно. Но тогда откуда она здесь?

А где здесь?

Вадик лежал то ли на диване, то ли на тахте. Напротив прямоугольник окна. Повел левой рукой и уткнулся в стену. Почему-то он решил, что сзади, за тахтой, находится торшер, и если дотянуться…

Мышечная память не подвела. Дотянулся, нащупал веревочку-выключатель и дернул.

Это была их с Леркой комната. Где они провели первую брачную ночь и несколько доипотечных лет. Комната в квартире дорогого тестя Ивана Сергеевича. Вадик возлежал на диване, который они вернули ее родителям после того, как купили кровать в новую квартиру. Знакомый неуклюжий шкаф, спроектированный на оборонном заводе, тумбочка с облезлой полировкой, устав внутренней службы на стене… Искусственная новогодняя елка. Тесть сначала купил, а потом узнал, что она неразборная… Фуражка на оленьих рогах… Никаких сомнений!

Как он здесь оказался? Что вообще, черт возьми, происходит? Почему так болят челюсть и бок?

Вадик попытался подняться, но вместо этого свалился на старый добрый палас, кишащий сапрофита-ми. Дополз до двери и поскребся в нее, словно кот лапой.

Память с боями отвоевывала позиции. Ночной клуб, девчонки, фронтовик Паша, Лерка с культуристом… Пистолет… Кулак с перстнем… Машина… Анекдот про поющего Ленина.

Может, Никита отвез его к тестю и оставил? Но почему не к матери? Да и тесть сейчас в деревне… с тещей и Лешкой…

Вадик поднес часы к глазам. Четверть первого ночи. Не так и поздно.

Голоса… из соседней комнаты.

— Эй… — сумел прошептать Вадик и чуть посильнее постучал в дверь. — Кто там?

На сей раз его услышали. Через секунду он увидел перед носом знакомые кроссовки. Поднял глаза. Пятнистые штаны, обнаженное пузо-грудь с жидким волосяным покровом.

— О! С добрым утром! Ты чего на полу-то?!

Никита нагнулся, подхватил Вадика под руки и вернул на диван. Только в сидячее положение.

— Как самочувствие? Ходить можешь?

— Не пробовал, — прошептал Вадик, заваливаясь набок.

— Старик, ты определенно меня подводишь. — Никита вновь усадил друга. — Ну что девчонки подумают? Не по-товарищески как-то. Давай приходи в себя, наконец.

— Какие девчонки? — превозмогая боль в челюсти, спросил Вадик.

— Ну как какие? Из клуба. Или у тебя действительно контузия? На хрена ты в драку полез? Чего тебе этот мужик сделал?

— Я полез в драку?

— Блин, а кто? Я просто офигел, если честно. Ты хоть помнишь, что было?

— Лерка там… С этим…

— Какая Лерка? Ты чего, обкурился? Тебя там косячком не угостили случайно?

— Водку пили, кажется… Карамельную. Плохо мне…

— О, тогда понятно… Погоди. Сейчас будет хорошо.

Никита покинул комнату, вернулся со стаканом воды.

— На, глотни тошнотворного. Полегчает.

Челюсть функционировала отвратительно. Но сломана все-таки не была. Вадик влил в себя теплую воду. Через пять секунд его вырвало прямо на палас. Карамельно-спиртовой дух растекся по комнате.