Из-под ног уходит, скользит карниз,

Точно прыгнувший из окошка предок.

ГУМ

Беспощадное время ушло, я вернулся сюда,

Ничего-ничего, все осталось, блестит, как слюда,

Жирной кожей и смальтой, углеродом, тяжелой казной,

В переходах стоит необузданный зной.

Черезмерные полки, матерьяльный, невидимый склад,

Габардин, крепдешин, на котором не виден и скальд,

Написал: ты измерен и взвешен, конец…

В оружейном отделе новый «магнум» и меч-кладенец.

Рассыпался фонтан, упадая на лица слезой,

В похоронном бюро пахло прахом, водою лесной,

Стоверстовая очередь из отдела вела в мавзолей,

Чтобы было стоять безнадежней, верней, веселей,

По отчаянным дням здесь пехота несла караул,

Счетревенный портрет состоял из прикладов и дул,

Выдавали брикеты крем-брюле, эскимо,

На постельном белье пробегало живое кино,

В новогоднюю ночь торговал слюдяной Дед Мороз,

На румянце щеки шевелилась гирлянда волос.

И товары на линиях били притоп и прихлоп,

И в единые руки поступали, что пиво, взахлеб.

Ты меня не узнал, как не знают подпольную мышь,

Ты затих, отшумел, проспиртованной песни камыш,

Под алмазной нарезкой, под амброй и лайкой, буржуй,

Я целую твой венчик, прощальный прими поцелуй.

Никогда и всегда ты предстанешь на фоне Кремля,

Чеком с пеной нолей, как надменный отлив, шевеля,

Вспоминаю в бессоннице бедность подвалов и душ,

Как стоит над могилой Дездемоной задушенный муж.

2012

Дом архитекторов

Памяти отца

Где Штакеншнейдер выстроил дворец,

На Герцена (теперь опять Морская),

Меня туда водил еще отец

В год довоенный, за собой таская.

В сорок шестом я сам туда ходил,

В кружок, где развлекались акварелью,

Но никого вокруг не восхитил,

И посейчас я чувствую похмелье.

«Эклектика», — сказал искусствовед,

Когда спросил я через много лет,

А он махнул рукою безнадежно.

Эклектика… Ну как это возможно?

Ведь мой отец погиб в сорок втором,

А я мешал здесь охру и краплаки,

И это был не просто детский дом,

А способ жизни на сырой бумаге.

Отец и сам неплохо рисовал,

И на меня надеялся, быть может,

Но если я войду в тот самый зал,

То догадаюсь, что меня тревожит,

Ведь я не сделал то, что он велел,

Что завещал, — искусство для искусства.

Мой бедный дар обрушился в раздел,