Шрифт:
Сесилия тоже улыбнулась.
— Вот ты и выдала себя! Теперь я впервые поверила, что ты любишь Микаела. Я расскажу тебе о том, что никто не знает, Анетта. О том, как важно отдавать себя .без остатка. В свое время я жила в браке, подобном тому, который сложился у Микаела. Мы поженились по расчету, Александр и я. Но я любила его. О, Господи, как я любила его! Но между нами была договоренность о том, чтобы я никогда не показывала ему свою любовь, на которую он не мог ответить.
Анетта смотрела на нее во все глаза.
Сесилия с чувством произнесла:
— Ты понимаешь, что значит жить с человеком годами и не показывать ему свою любовь? Ты понимаешь, что значит лежать по ночам без сна, когда твое тело тоскует по близости с ним?
— Но почему? У него была другая?
— Нет, — улыбнулась Сесилия — причину я называть не буду, она личного характера. Но могу тебя уверить о том, что мне часто приходила в голову мысль покончить с собой. Меня удерживала лишь мысль о том, что Александр нуждается во мне, он ведь был тяжело ранен на войне, и… И вот, наконец, мы нашли друг друга, наша любовь стала глубокой и взаимной. Но даже теперь мне приходится бороться, Анетта. Александр не изменял мне, он никогда не был к этому склонен, но я не могу быть уверенной в том, что он снова не поддастся своей слабости. Поэтому я вынуждена постоянно завоевывать его внимание, отдаваться ему целиком, душой и телом, понимаешь?
— Слабость? Я не понимаю…
— Это не имеет значения. Речь идет об интимных отношениях между Александром и мной.
Анетта изумленно уставилась на нее.
— Маркграф? Человек такого высокого происхождения? Как могло случиться, что…
— Анетта, ты ничего не поняла из того, что я сказала. Но до меня теперь начинает доходить, с чем приходится бороться Микаелу… Да, Александр любит меня, и мне этого достаточно. Мы очень счастливы.
— Но… но…
— Ты должна быть великодушной, моя девочка! Тебе нужно раздаривать себя! Показать Микаелу, что ты рада ему, что тебе нравится его близость, расслабиться, отдаться ему без оглядки, когда он лежит в твоих объятиях.
— Не-е-ет! — с дрожью произнесла Анетта. — Так делают только шлюхи!
— Да нет же! Единственно, кто не делает этого, так это ограниченные, жеманные и мелочные женщины, как… Да, извини меня, как твоя мать! И как ты сама! Что же, собственно, стряслось с твоим отцом? Был ли он счастлив в браке с твоей матерью?
— Отец? Он…
Анетта задумалась. Шушуканье и болтовня после его смерти… Она была тогда совсем маленькой. И, поддаваясь ходу своих мыслей, она апатично произнесла:
— Говорили, что он покончил с собой. И для матери это было… триумфом.
Говорили, что отец питал слабость…
Когда смысл сказанного дошел до Анетты, она чуть не упала в обморок. Ее собственная мать! Сама Анетта стала на путь совершения такого же убийства! Она убила Микаела. Микаела!
— О, святая Матерь Мария, — сдавленно прошептала она.
— Да, — печально глядя на нее, сказала Сесилия, — я так и думала. — Она взяла за руку несчастную молодую женщину. — Милая Анетта, твоя вера в Бога дает тебе много сил, мы же, к сожалению, этим не обладаем. Молись своей Небесной Матери! Но не позволяй своей земной матери внушать тебе искаженные мысли о том, что религия воздвигает стену между тобой и Микаелом. Католицизм куда более щедр, чем тебя учили. Небо благосклонно взирает на то, что люди любят друг друга, в том числе и телесной любовью.
Повернувшись к ней, Анетта, словно во сне, произнесла:
— Откуда Вы знаете все это? Разве Микаел…
— Микаел сказал только то, что ты не можешь любить его и что по этой причине ваша любовная жизнь весьма и весьма скудная, ведь он не хочет принуждать тебя.
Анетта отвернулась, пытаясь скрыть горькие слезы.
— О, Микаел, будь, добр, вернись ко мне! — прошептала она.
И в этот момент Микаел решил бороться со смертью. Впервые за долгое время у него появилось желание жить.
14
На четвертый день они заметили слабое улучшение. К вечеру дыханье его стало заметным.
Они не знали, что способствовало этому: зелье или руки Никласа, или молитвы Анетты, или же силы сопротивления самого Микаела. Главное, что он выжил, — и Никласа наконец-то отпустили с множеством благодарностей.
На пятый день Аре отправился в свой последний путь, Анетта пошла вместо Микаела, понимая, что он бы одобрил это.
Ее очень удивляла эта семья, их взаимная поддержка и внимание друг к другу. Ей вдруг захотелось быть членом этой семьи. Она понимала, что эта общность у них врожденная и что у Микаела это тоже есть, понимала, что, будучи изолированным от них, он чувствовал бездонное одиночество.
Пыталась ли она хоть как-то компенсировать это его одиночество? Нет, она не осмеливалась даже думать об этом. А ей следовало быть более дальновидной.
Доминик тоже был на похоронах. Возможно, у него тоже были эти врожденные чувства, возможно, именно эти чувства и заставили его поехать с отцом сюда? Ведь мальчик сам захотел присутствовать при погребении.
Теперь она узнала эту семью, узнала, кто кем кому приходится. И она не испытывала никакой злобы по отношению к Сесилии, открывшей ей столько горьких истин. Сесилия охотно болтала с ней, и Анетта не перечила ей, выслушивая все с доверчивостью ребенка. Сесилия, в свою очередь, оказала ей большое доверие, поведав о склонностях Александра и его проблемах, считая, что знание об этом пойдет Анетте на пользу, Анетта же, сбитая этими рассказами с толку, стала, наконец, понимать, что мир вокруг нее намного шире и сложнее, чем она думала. Мир этот не казался ей больше накатанной дорогой, как это внушила ей мать. В нем было место для всяких отклонений, для снисхождения и терпимости.