Шрифт:
— Боюсь, это невозможно, герр Филаре. Полковник уехал.
— Уехал?
— Этим утром, — в голубых глазах читалась обеспокоенность. — Он получил телеграмму, которую никому не показал, но видно было, что полковник встревожен. Он быстро собрался и выехал утренним поездом.
— Куда он выехал? — спросил Эшер, постаравшись принять раздраженный вид человека, который из-за досадных помех не может доставить письмо, и не показать, что на самом деле он только что пережил сокрушительное разочарование.
Дворецкий беспомощно покачал головой и ответил:
— В Санкт-Петербург.
* * *
— Вам лучше, мадам? — доктор Тайсс ласково взял ее за запястье и наклонил смотровое зеркальце так, чтобы направить свет от окна ей в глаза. — Очень хорошо… сколько пальцев вы видите?
Хотя Лидия и в самом деле чувствовала себя лучше, она, притворившись, что свет беспокоит ее, отдернула голову и прошептала:
— Не знаю… три? Четыре? Голова…
— Все в порядке. Вы не стали есть, — он посмотрел на нетронутую тарелку овсянки, затем налил в стакан лимонад из стоявшего рядом кувшина.
Лидия покачала головой. Ее по-прежнему подташнивало, но с лимонадом она бы справилась, если бы не опасалась, что в него подмешали снотворное. Или чего-нибудь похуже, подумала она, припомнив зловещий блеск в глазах Петрониллы Эренберг.
Судя по приглушенному тону низкого голоса и тому, как Тайсс то и дело оглядывался на плотно закрытую дверь, он тоже помнил о реакции Петрониллы.
— Вы достаточно окрепли для того, чтобы поговорить со мной? — спросил он. — Пожалуйста, скажите… Этот вампир, с которым вы были во флигеле, кто он? Почему он пришел к вам? Женя Грибова рассказала, что на дом напали петербургские вампиры, трое, по ее словам, и что он… ваш друг…
— Он мне не друг.
Лидия беспокойно заерзала под тонким одеялом. Она заметила, что сейчас на ней надета мужская ночная сорочка; к тому же кто-то заботливо распустил и расчесал ей волосы. Интересно, кто ухаживал за ней — сам Тайсс или Тексель, с его бледным лицом и рыбьими глазами? При мысли о помощнике доктора она внутренне содрогнулась.
— Она сказала, он снес вас в подвал, когда вы потеряли сознание, и говорил с вами… в целом вел себя по отношению к вам с большой нежностью. Он англичанин? Он прибыл вместе с вами? Как вы познакомились с одним из бессмертных? Мне крайне важно знать ответы на эти вопросы, — настойчиво добавил он, беря ее руки в свои. — Нужно привлечь его на нашу сторону. Петра…
Он запнулся на ее имени, потом поправился:
— Мадам Эренберг не доверяет ему, даже боится его. Думаю, стоит показать ей, что им движут благие намерения, а сердце его так же чисто, как и ее собственное. В противном случае…
— В противном случае она его убьет, — слабым голосом пробормотала Лидия. — Так же, как она убила леди Итон.
Его лицо отвердело.
— Леди Итон, как вы ее называете, была убийцей. Обычной вампиршей, которая годами существовала за счет чужих жизней…
— Как и мадам Эренберг?
На мгновение он отпрянул, в глазах промелькнули тревога и гнев, но когда он снова склонился над ней, в его голосе звучала жалость:
— Ах, мадам, вы не понимаете, о чем говорите. Она отказалась от всего этого. С тех пор, как она в последний раз пила человеческую кровь, прошло двадцать лет…
— Это она вам так сказала? — требовательно спросила Лидия, с трудом садясь на кровати. — Или вы знали ее все эти двадцать лет? И ни на минуту не оставляли ее одну?
— Я знаю ее так же хорошо, как самого себя, — мягко ответил Тайсс. — Мы встретились лишь два года назад, но у меня такое чувство, будто мы знакомы уже много десятилетий. Она не из тех, кого можно назвать лживой женщиной… от этого недостатка она избавилась. Я знаю, на что она способна, и готов доверить ей свою жизнь.
— Вы и доверяете. Каждый раз, когда остаетесь с ней наедине.
— Точно так же, как вы — своему немертвому… знакомому? — Тайсс вопросительно посмотрел на нее. — Возможно, нам не стоило убивать леди Итон. Будь у нас тогда готовая сыворотка, мы могли бы инъекциями ослабить ее тягу к убийствам, как это произошло с Петрой. Но она оказалась глуха к увещеваниям. Как дикое животное, по словам Петры. Она вырвалась из пут и напала на Петру… мадам Эренберг.
Лидия спросила: