У него за спиной фон Брюльсбуттель вдруг обернулся и посмотрел куда-то вверх.

— Петронилла!

В его голосе слышалась радость влюбленного.

Замок неожиданно щелкнул, открываясь, и дверь распахнулась наружу, явив Текселя с револьвером в руке.

— Даже и не пытайтесь сунуть руку в карман, — предупредил он Эшера.

Свет упал на его лицо: призрачно-белая, мраморная белизна вампирской плоти придавала пугающий блеск зеркальным глазам.

— Внутрь, вы оба.

Когда он говорил, Эшер видел его длинные клыки.

Только после того, как все они оказались в освещенном лампой притворе, женщина (должно быть, Петронилла Эренберг) спустилась по наружным ступеням в проход и зашла вслед за ними, заперев за собою дверь.

Несколько мгновений она стояла, глядя фон Брюльсбуттелю в глаза, затем прошептала:

— О, любовь моя…

Полковник шагнул к ней, и они крепко обнялись.

Они прошли в подземную погребальную часовню с круглым возвышением в дальнем конце; в стенах узкого помещения рядами тянулись ниши, в которых, судя по кучкам костей и полусгнившим черным рясам, валявшимся на полу, некогда покоились тела монахов. Даже сейчас, после многих десятилетий, а то и веков, прошедших с тех пор, как последний труп разложился здесь до состояния скелета, стены источали запах гниения.

В каждой нише спал юноша или девушка; в свете масляной лампы, которую нес Тексель, их бледные восковые лица приобретали обманчивый румянец. Идя вслед за немцем вглубь комнаты, Эшер насчитал десять спящих подростков в выцветших лохмотьях. Руки с острыми когтями сложены на неподвижной груди, у некоторых рот приоткрыт, обнажая клыки.

Лидия лежала на возвышении, одетая в грязную ночную сорочку, элегантные черные брюки и, поверх всего этого, в белую мужскую рубашку. На фоне спутанных рыжих волос ее лицо казалось почти таким же бледным, как и у остальных спящих. Кто-то связал ей запястья, но ран на теле видно не было.

Позабыв о вооруженном Текселе, Эшер бросился к ней. Он добежал до середины часовни, когда услышал за собой злобный смех, после чего лампа погасла, и в темноте хлопнула закрываемая дверь. Эшер выругался, порылся в карманах в поисках свечи и спичек, позаимствованных у Разумовского, прошел оставшееся до возвышения расстояние и опустился на колени.

— Лидия!

Она была теплой. Он ощутил на лице ее дыхание, когда, отводя в сторону волосы, осмотрел сначала ее горло, а затем — запястья. Затем коснулся ее лица, и она проснулась.

— Джейми? — и тут же охнула. — Я ударилась головой…

— С тобой все в порядке?

Лидия рассмеялась, негромко, но с искренним весельем:

— Смотря с чем сравнивать. Ты чудесен! — добавила она, когда он извлек из кармана ее очки. — Я чувствую себя лучше, чем раньше…

Эшер уже возился с узлами на стягивавшей ее запястья веревке.

— Тексель ввел мне веронал, большую дозу, и сказал дону Симону, что не даст мне ни кислород, ни дигиталис, словом, ничего, что спасло бы мне жизнь, пока дон Симон не сделает его вампиром… Насколько я поняла, он уже просил об этом мадам, но она отказала.

— И я ее не виню, — мрачно пробормотал Эшер. — Он из тех людей, которые кого угодно продадут по цене трамвайного билета. Но зачем ему это?

Эшер припомнил, что говорил ему Исидро о создании потомков.

— Если не считать того, что Тексель вряд ли захотел бы оказаться в положении ее птенца…

— Не думаю, что дело в этом. — Лидия осторожно села и теперь держала руки перед собой. — Он мало что знает о вампирах, хотя и уверен, что хочет стать одним из них, чтобы послужить отечеству… и заслужить расположение кайзера. Он представляет себе вампиров по дешевым романам ужасов, считает, что они во всем похожи на живых. Какое-то время они держали здесь леди Итон, но единственным вампиром, с которым ему довелось обменяться больше чем несколькими словами, была мадам Эренберг. Ему никто не сказал, что, обретя бессмертие, он может утратить всякое желание помогать отечеству.

Она освободилась от веревок, обняла Эшера за шею и поцеловала его; он чувствовал, как дрожит ее тело под тонкой тканью одежды.

— А что случилось с тобой? — шепнула она. — Симон сказал, что он проснулся в Берлине и не смог тебя найти…

— Меня арестовали в Кёльне. Должно быть, кто-то узнал меня. Такое случается. В городе строят новые укрепления, так что там полно агентов.

Лидия отодвинулась от него, надела очки и изучила его лицо и обритую голову.

— Не знаю, как это у них получилось, но раз ты так говоришь, значит, так и было. Джейми…

Она снова прильнула к нему, обняла, и несколько минут они просидели в колеблющемся свете свечи, прижавшись друг к другу, как два тонущих пловца. Затем огонек мигнул и погас, задутый неизвестно откуда взявшимся сквозняком, и темноту расколол пронзительный смех Петрониллы:

— Похоже, сегодня все пути приводят к встрече. — Ее глаза мерцали во тьме подземелья. — Герр… Филаре, кажется, так вы представились Зергиусу? Хотя что-то мне подсказывает, что на самом деле вас зовут Эшер. Или я ошибаюсь, и наша скромница англичанка вовсе не так невинна, как хочет казаться? Но кем бы вы ни были, будьте так добры, снимите серебряные цепочки. И не вынуждайте Текселя стрелять в вас. Пули у него серебряные, но убьют они вас так же надежно, как и свинцовые… Verdammung! — она схватилась за запястье, словно почувствовав укус насекомого.