— Я имею честь говорить с полковником Зергиусом фон Брюльсбуттелем? — мягко осведомился Эшер.

Тот бросил на него ошарашенный взгляд:

— Jawohl.

* * *

— Он стал вампиром? — прошептала Лидия, чувствуя, как легкие наполняются воздухом, сладким, как тысяча поцелуев. Сознание прояснилось, хотя она по-прежнему не находила в себе сил, чтобы открыть глаза. Но сейчас это не имело никакого значения. В том помещении, где она лежала, царила темнота, и рядом был Симон.

На щеке она ощутила прикосновение гладких острых ногтей (совсем как у ангела из ее сна).

— Да, сударыня.

— Жаль.

Она сжала его тонкие сильные пальцы, такие знакомые и холодные. Почему-то подумалось, что его руки должны быть еще холоднее… наверное, ее собственные ладони сейчас как две ледышки, хотя сама она ощущала лишь дремотное тепло.

— Значит, он победил? Он отправится к кайзеру…

— Вам не стоит беспокоиться об этом, сударыня.

— Лучше бы я умерла…

— Не переживайте так. Я не позволил бы вам умереть от рук подобного проходимца, да еще и еретика к тому же.

Ее голова снова лежала у него на коленях. Щекой Лидия чувствовала грубую вытершуюся ткань. Ей вспомнился… сон? Во сне ее перенесли в узкую монашескую келью где-то в подземельях. Когда она открыла глаза (или подумала, что открыла), то в тусклом свете лампы, пробивающемся сквозь смотровое окошко, увидела, как Исидро надевает черную монашескую рясу, извлеченную из какой-то погребальной ниши, всю в пыли и паутине; полуистлевшая ткань расползалась под его пальцами. Его рубаха и брюки аккуратной стопкой лежали на полу у двери кельи — Лидия еще удивилась, почему он положил их именно туда. Она не знала, хватит ли ей сил, чтобы переодеться, но потом вспомнила о Текселе и сказала себе, что силы найдутся.

За этим воспоминанием пришли другие.

— Она мертва, — шепнула Лидия. — Ирэн. Леди Итон. Мне так жаль, Симон. Он сказал… По его словам выходило, что ее убила Петронилла.

Он отвел взгляд и ничего не ответил. Лидия снова заговорила:

— Мне так жаль.

— Я не ожидал ничего другого. Не стоит об этом.

— Вы проделали долгий путь. Так что стоит.

Джейме рассказал ей и о найденных в жестяной коробке пальцах Ирэн, и о том, что исчезнувшая женщина была дорога Симону, хотя и не уточнил, откуда ему это известно. Насколько Лидия знала Исидро, сам испанец никогда не стал бы откровенничать на такие темы.

— В конечном счете все это не имеет значения.

— Тексель хотел, чтобы леди Ирэн сделала его вампиром, — пробормотала она. — Но он так и не додумался, как принудить ее, да еще и самому при этом не погибнуть. Думаю, поэтому Петронилла ее и убила. Чтобы он не успел ничего придумать. Вот почему вы сказали, что между человеком и бессмертным не бывает дружбы? Потому что меня могли использовать…

— Точно так же, как вас использовал я, — напомнил он с едва уловимой ноткой веселья в голосе. — Когда мне понадобилось подчинить Джеймса. Сударыня, было бы лучше, если бы мертвые окончательно умерли, а живые оставались с живыми. В любом случае, с его стороны было величайшей глупостью связаться с Ирэн или, если уж на то пошло, с Петрониллой. Чтобы стать вампиром, птенцу нужна не только кровь. Джеймс видел, что произошло с теми двумя несчастными, которые почти ничего не знали о своем состоянии и потому не искали убежища, куда не попадал бы свет. Да вы и сами это поняли, поговорив с малышкой Женей. Если он думает, что Петронилла обучит его всем тонкостям, о которых он не имеет ни малейшего представления, и покажет, что значит быть вампиром, он глубоко заблуждается. Очевидно, он полагает, что знает о вампирах все, поскольку наблюдал за Тайссом и его экспериментами. Но до сих пор Петронилла была единственным вампиром, с которым ему доводилось говорить. Нашему племени нельзя доверять.

— Остальные ведь уже уехали? Я о петербургских вампирах.

Она содрогнулась при воспоминании о бледных лицах, светящихся в темноте за выбитыми окнами флигеля. О той чудовищной силе, которая давила на нее, пока она закрывала и запирала двери…

— Думаю, да.

— Вот почему Петронилла выбрала Петербург? Джейми сказал, она создавала птенцов только по весне, когда уже достаточно светло, чтобы они не могли сбежать…

Обессилевшей рукой Лидия снова нашла его пальцы и слегка сжала их. Даже истертое временем кольцо-печатка казалось теплым на ощупь.

— Он убьет меня?

— Нет, если он и дальше рассчитывает управлять мною через вас.

Она чуть сильнее сжала руку и прошептала:

— То, что он вколол мне… это вещество… оно повредило ребенку?

При мысли, что она снова может потерять дитя, у нее сжалось сердце. Проще будет умереть самой, чем еще раз пережить нечто подобное.

— Я… я ношу ребенка Джеймса… Вы слышите сердцебиение. Чужие сны открыты для вас…

— Да, — тихо ответил Исидро. — И уверяю вас, ваш ребенок жив и здоров.

— Вы можете…

Раздавшийся рядом выстрел пробудил ее. Хватая ртом воздух, Лидия села на койке и обнаружила, что в келье больше никого нет. За смотровым окошком мелькали тени. Грохот второго выстрела, эхом прокатившийся по коридору, заставил ее встать и доковылять до выхода. Тут же дверь распахнулась, и в проеме показалась высокая фигура Текселя, заслоняя собой тусклый свет лампы. Лидия пошатнулась и упала на колени.

На наружной стороне двери, сразу под окошком, виднелось темное пятно свежей крови. Тексель шагнул в келью, схватил Лидию за руку и рывком поднял на ноги: