Так она сидела за столом и смотрела прямо перед собой, зная, что невозможно избегать отца бесконечно. Рано или поздно придется встретиться с ним лицом к лицу. И, несмотря на злость к нему, ее преследовало неотступное желание понять его.

Взяв со стола подсвечник, Мэриэнн отправилась назад в постель.

Отбрасывая на стену танцующую тень, она бесшумно поднималась по ступеням, как вдруг заметила тонкую полоску света, просочившуюся в холл из-под двери отцовского кабинета. В то время как весь Лондон спал, отец, так же как и она, бодрствовал. Ни мать, ни Фрэнсис не могли ей помешать. Сняв руку с перил, Мэриэнн повернулась и пошла через холл в сторону кабинета.

Услышав тихий стук в дверь, Рейф напрягся и поднял взгляд на часы, лежавшие перед ним на столе Мисборна. Два часа. Каллертон не подавал условного сигнала на случай, если вернется Линвуд. Мисборн не стал бы стучать в дверь собственного кабинета. У Рейфа не было времени ни убрать груду бумаг, ни даже закрыть ящики. Он не успел двинуться с места, дверь открылась.

— Папа, — произнес знакомый голос, и в кабинет вошла Мэриэнн.

Подняв глаза, она увидела, кто стоит перед ней. Беспорядок в комнате безошибочно указывал на то, что он делал. Глаза Мэриэнн широко раскрылись, но она не закричала.

Сердце Рейфа отчаянно билось. В прошлый раз она не выдала его. Но сейчас все складывалось иначе. Он вторгся в дом ее отца, в его крепость. Сейчас она закричит или схватится за колокольчик и позвонит. Нужно повернуться, вылезти в окно и бежать, пока не поздно. Скрыться в ночной темноте. Но Рейф продолжал стоять на месте, не отрывая от нее глаз.

Она была такой, какой он видел ее в своих снах. Черные глаза на бледном прекрасном лице. Они замерли, глядя друг на друга, охваченные мучительным влечением, неуверенностью и смятением, и эти несколько секунд показались вечностью. Наконец Мэриэнн отвела взгляд, тихо закрыла дверь, и Рейф с облегчением выдохнул.

Она стояла на другом конце комнаты, сохраняя дистанцию. При свете свечей ее длинные распущенные волосы отливали серебром. Из-под ночной рубашки с длинными рукавами выглядывали мыски босых ног. Мэриэнн окинула взглядом разбросанные по столу бумаги и открытые дверцы шкафов. Потом снова посмотрела на Рейфа:

— Мне следовало бы спросить, что вам здесь нужно и почему вы среди ночи роетесь в кабинете моего отца. Но я знаю ответ.

— Он не захотел отдать документ. Значит, я должен взять его сам.

— Хотите сказать, украсть.

— Нет. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Это ваш отец вор. Я лишь хочу вернуть то, что он украл.

Мэриэнн смутилась. Рейф ждал, что она снова начнет убеждать его в том, что он не прав, ее отец — лучший из людей и не мог сделать этого. Но она ничего не сказала.

Какое-то время оба молчали.

— Вы не станете защищать его? — Рейф удивленно поднял брови.

Мэриэнн закусила губу и отвела взгляд в сторону, потом снова посмотрела на Рейфа и спросила:

— Вы нашли документ?

— Нет. — Не сводя с нее глаз, он вышел из-за стола, медленно двинулся к ней и приблизился настолько, что его сапоги почти касались ее босых ног. Рейф чувствовал ее запах, сладкий и манящий.

— Что такого в этой бумаге, если мой отец готов бежать на край света, лишь бы спрятать ее, а вы — рискнуть всем, лишь бы ее получить?

Но Рейф не мог дать ответ, даже если бы хотел.

— Почему вы вдруг поверили мне? Что случилось?

— Ничего не случилось, — ответила Мэриэнн. Но по ее глазам, которые она отвела в сторону, Рейф понял, что она лжет.

— Что бы вы сделали, окажись этот документ у вас?

— В нем доказательства, которые нужны мне, чтобы отправить вашего отца на эшафот.

Мэриэнн вздрогнула, и пламя свечи, которую она держала в руке, резко всколыхнулось.

— Что бы ни сделал мой отец, — Мэриэнн закусила губу, и в ее глазах вспыхнуло тревожное выражение, — он не заслуживает смерти.

— Напротив. За то, что сделал ваш отец, он будет гореть в аду.

Она закрыла глаза, и Рейфу стало совестно за свою резкость.

— Если бы речь шла о вашем отце, вы поняли бы меня.

— Речь и идет о моем отце, — его голос дрогнул от ярости и горечи при мысли о том, что сделал Мисборн, — и о моей матери тоже, — добавил он, и злость в его душе сменилась болью и скорбью.

— О чем вы? — Она смотрела на него так, будто хотела прочитать правду в его глазах.

— Мне надо идти. Скоро вернется ваш брат. — Рейф не двинулся с места.

Воздух сгустился от напряжения, желания, влечения, всего запретного, что было между ними. Его взгляд упал на ночную рубашку, обволакивающую ее нагое тело, и, несмотря на все старания помнить, кто ее отец, он не мог сдержаться. Протянув руку, забрал у нее подсвечник и поставил на стоявший поблизости стол. Потом, взяв за руку, сжал тонкие холодные пальцы в своих.