Шрифт:
— Обиделся?
Иннокентий счел за лучшее промолчать.
— Зря дуешься! — присаживаясь рядом и не снимая руки с его плеча, заговорил Коробин, понизив голос— Неужели ты не соображаешь, какая сложилась ситуация? До того как всех позвать к себе, я советовался с обкомом, и если хочешь знать — и там придерживаются того же мнения, что и мы.
— Я тебя не осуждаю,— тихо ответил Анохин.— Раз так нужно, поступай как знаешь.
— Дело ведь не в моих и не в твоих субъективных желаниях. Ну посуди сам: можем ли мы равнодушно проходить мимо таких фокусов? Нам доверили руководить большим хозяйством, направлять усилия всех людей к одной цели, а не плестись в хвосте тех, кто не хочет считаться с государственными интересами. Тогда зачем мы тут все сидим?
И, как бы смягчая свою прежнюю суровость и резкость, Коробин доверительно посоветовал:
— Ты поговори с Ксенией Корнеевиой по душам. Пусть она не зарывается и поймет, что мы обязаны ее наказать. Сейчас все зависит только от того, как она будет себя вести, понимаешь? Вот так...
Он встал, заскрипел бурками, прохаживаясь вдоль стола.
— Как тебе нравится наш доброволец?
— Как будто ничего...— с вялой неопределенностью ответил Иннокентий и вдруг вспылил: — Да какое мне дело до какого-то Мажарова, когда...
Он встал, собираясь выйти, по секретарь удержал его.
— Не кипятись, на, кури.— Нажав кнопку, он раскрыл портсигар с двумя рядами папирос, прижатых резинкой, тряхнул спичечным коробком.— Не будь кисейпой барышней!
Анохин уже больше месяца не курил — бросил по настоянию Ксении, но тут жадно затянулся.
— Я хочу, чтобы ты сам возглавил комиссию, к Ма-жарову нужно еще приглядеться... Как бы он там тоже не выкинул какой-нибудь номер.
— Может быть, мне вообще по стоит за это браться, а то еще потом придерутся!..
— Чепуха! Ты ходишь еще в женихах, да и не в Яранцевой тут дело, пойми ты! — Коробин не заметил, как, разминая, сломал папиросу, взял другую, тоже закурил.— Видишь ли, если она трезво признает свои ошибки, то мы найдем способ выручить ее — отделается легким испугом. Главная наша забота — это ни в чем не уступить дезорганизаторам и горлопанам, которые сорвали собрание в колхозе. Если мы хотим, чтобы с нами считались и признавали нас за руководителей района, мы обязаны твердо проводить свою линию. Вот в таком разрезе и действуй там, понял?
Ночью Иннокентий проснулся от хриплого, надсадного лая собаки. Утопив локоть в мягкую подушку, он приподнялся, подмываемый тревожным и вместе с тем радостным нетерпением. «Неужели Ксения? — подумал он, быстро вскакивая с кровати и набрасывая на плечи пальто.— Но ведь Джек не стал бы лаять!»
Собака лаяла все яростнее и злее и вдруг начала тихо поскуливать и ласкаться к кому-то.
Выйдя в сени, Иннокентий с минуту постоял, прислушиваясь к сочному похрустыванию снега, и вдруг со странной уверенностью почувствовал, что за дверью стоит не Ксения, а какой-то другой, неприятный для него человек.
Скупой свет ясной морозной ночи проникал сквозь заметенное снегом маленькое оконце, в нем остро и холодно мерцала одинокая звездочка.
Пораженный страшной догадкой, еще но желая верить ей до конца, Иннокентий немного помолчал и спросил спокойно и равнодушно, как бы перебарывая сонную зевоту:
— Кто там?
— Не бойся, открывай!.. Свои!
По спине Анохина прошел колючий озноб. Сомнений быть уже не могло, по он еще с минуту стоял, не в силах сладить с охватившим его волнением, потом взялся за обжигающую железную щеколду.
На крыльце стояла женщина, припорошенная спежной пылью, закутанная в темную шаль. Странно тревожили, даже пугали глаза, почти невидимые в глубокой щели между двумя платками, пеленавшими ее лоб.
— Не пойму что-то,— проговорил Иннокентий и вдруг притворно ахнул: —Елизавета, ты? Откуда?
— Сам знаешь,— устало отозвалась женщина и, не спрашивая разрешения, шагнула через порожек сеней.— Пришла вот к тебе, Кеша...
Застигнутый врасплох неожиданным приходом женщины, с которой он имел неосторожность завязать близкие отношения в пору своей холостяцкой жизни, Анохин подавленно молчал, хотя все в нем кипело от возмущения. Неужели она считает, что их случайная близость в прошлом дает ей право, не предупредив, вваливаться к нему
в дом и вести себя так, как будто она собирается остаться здесь навсегда? Нет, он должен прямо и недвусмысленно заявить ей: пусть ни на что не рассчитывает, он теперь семейный человек.
Обиженная затянувшимся молчанием Анохина, Лиза отстранилась от него.
— Надеюсь, не выгонишь?
— Что ты, Лиза! — вспомнив о вздорном характере Елизаветы, забормотал Анохин.,— Заходи, куда же ты на ночь глядя? У тебя, по-моему, и близких никого нет...
— Если не считать старика Бахолдина... Но к нему после всего, что со мной было, я не пойду. Такую мораль начнет читать — обратно в лагерь сбежишь!..