Анохин вначале огорчался, а потом даже в этой отсрочке нашел свою прелесть — он должен был ходить на свидания, провожать Ксению по ночной улице, жить ожиданием неизведанной новизны. Была и еще причина, заставлявшая его не настаивать: новый дом, где ему обещали дать квартиру, через неделю-другую заканчивали отделывать, и они могли сыграть свадьбу там, сразу отметив два радостных события.

Труднее всего Иннокентию было мириться с вынужденными отлучками Ксении в колхозы, куда она постоянно выезжала по заданиям Коробина. В последние дни Иннокентий не находил себе места, без конца звонил в Черемшанку и чувствовал себя таким одиноким и неприкаянным, что готов был забросить все свои дела и ехать в колхоз следом за нею.

Вот и сегодня, едва войдя в кабинет, он кинул на стол перчатки и, не раздеваясь, схватил трубку телефона, попросил срочно соединить его с правлением колхоза «Красный маяк».

Сейчас Ксения подойдет, как обычно, с подчеркнутой деловитостью: «Да, я слушаю»,— а когда услышит его голос, заговорит уже совсем по-другому, немного теряясь и как бы оправдываясь в чем-то перед ним. Словно боясь, что те, кто находится рядом с нею в комнате, могут разобрать, что он нашептывает ей в трубку, она опять повторит свой излюбленный довод: «Но надо, Кеша! Понимаешь?» И ему ничего но останется, как радостно засмеяться в ответ.

— Правление не отвечает,— сказала телефонистка.

— То есть как не отвечает?—удивился Анохин.— Не может быть, чтобы там в это время никого не было!

Иннокентий заставил телефонистку сделать еще один вызов и только тогда положил трубку.

«Уж не стряслось ли там чего?» —с привычной мнительностью подумал он. Пока не было никаких оснований для тревоги, но и одной этой мысли оказалось достаточно, чтобы замутить его. Но едва Анохин повесил на гвоздь в углу пальто, как зазвонил телефон.

«Ну наконец-то решилась сама позвонить»,— облегченно вздохнул он и рывком снял трубку.

— Ну где ты пропадаешь, Ксюша?

— Где она пропадает, это она вам потом объяснит,— услышал он напряженный, без тени усмешки, угрюмый голос Коробина.— А вас лично я попрошу немедленно

зайти ко мне.

В этом вызове таилось что-то неприятное и, может быть, даже опасное, иначе Коробин не стал бы так сухо разговаривать с ним. Не поздоровался, не пожелал доброго утра, прямо требовал к себе.

В своей работе Иннокентий придерживался железного правила — никогда не являться к начальству, предварительно не разузнав хотя бы в общих чертах, зачем его вызывают. Конечно, даже в этом случае не всегда и не все можно предугадать, но хотя бы относительная осведомленность все же часто выручала его. Но если неприятность сваливалась как снег на голову, тогда могли спасти только самообладание и выдержка. Самое важное в подобной ситуации — не сказать ничего лишнего, не поставить себя в позу оправдывающегося. Тогда хоть что ни говори — не

поможет!

В приемной первого секретаря Иннокентий мило и добродушно улыбнулся белокурой секретарше Вареньке.

— Похоже, что сам нынче не в настроении, а? С чего бы это, не знаешь?

— Какое-то ЧП в «Красном маяке»,— зашептала Варенька, испуганно косясь на обитую черным дерматином

дверь кабинета.— Недавно у него был Мрыхин, парторг колхоза, и с тех пор он ужас как психует!..

«Так я и знал»,— холодея, подумал Иннокентий, мысленно связывая в один узел и поездку Ксении на отчетно-выборное собрание, и молчание телефона, и краткий, как команда, .вызов Коробина, и ранний визит парторга. Но что таилось в этом узле, пока было загадкой.

— Ты хоть что-нибудь слышала? — наклоняясь к девушке и почти ложась грудью на стол, спросил Иннокентий.

— Он так кричал, что я просто забыла, как меня зовут,— ответила Варенька и толкнула Анохина в плечо.— Иди, иди, там, может быть, одного тебя и не хватает!

Набрав полную грудь воздуха, словно собираясь нырнуть, Анохин тихо открыл дверь и вошел с неторопливой степенностью.

В кабинете, кроме Коробина, сидели председатель райисполкома Синев, третий секретарь Вершинин и недавно прибывший Константин Мажаров, о котором Анохин еще не сумел составить ясного представления.

Когда Анохин вошел, все молча обернулись к нему, молча ответили на приветствие, и лишь один Коробин, глядя в разложенные перед ним бумаги, не поднял головы. С тех пор как Апохип знал его, он никогда еще не видел Коробина таким строгим и отчужденным.

— Кажется, все? — тихо поинтересовался Коробин, как только Иннокентий сел рядом с Вершининым за покрытый зеленой скатертью стол.— Вообще-то, товарищи, надо бы созвать срочное бюро, но мы не можем этого сделать — Бахолдин болен, двое в отъезде, поэтому, я думаю, вы не будете возражать, если мы просто в рабочем порядке обменяемся мнениями о том, что случилось.