— Десять? Число, что ли?

— Да.

— Привет, Брук, это я, детектив Митчелл.

Брук открыла глаза, и Миа прочла в них дикий страх и мучительную боль.

— Десять.

Миа подняла руку, но не нашла на теле жертвы ни единого места, к которому можно было бы прикоснуться.

— Кто это сделал, Брук?

— Считай до десяти, — прошептала Брук. Она мучительно застонала, и сердце Мии сжалось.

— Брук, скажите мне, кто это сделал. Это был кто-то из Центра надежды? Это был Биксби?

— Отправляйся в ад.

Миа вздрогнула. Бедолага изначально боялась говорить с ними. Но они, Миа и Рид, вынудили ее говорить. «Мне придется с этим жить». И хотя она знала, что у нее не было иного выхода, она понимала гнев Брук.

— Мне очень жаль, Брук. Но мне нужна ваша помощь.

— Считай до десяти. — Она не смогла вздохнуть, и аппараты пронзительно запищали.

— Давление падает, — сообщила медсестра. — Уровень кислорода понижается.

— Одну ампулу эпинефрина, — тут же приказал врач, — и поставьте ей капельницу адреналина. Приготовитесь к интубации. Детектив, вам лучше уйти.

— Нет. — Брук трогательно боролась. — Считай до десяти. Отправляйся в ад.

Медсестра ввела шприц в вену Брук.

— Выйдите, детектив.

— Еще минуту. — Миа наклонилась к Брук. — Это был Биксби? Томпсон? Сикрест?

Врач навис над Мией и сердито прорычал:

— Детектив, выходите!

Миа отступила — беспомощная, напуганная.

Врач и медсестра боролись за жизнь Брук. Тридцать изнурительных, бесконечных минут спустя врач устало отошел от стола.

— Закончили. Время смерти — пять часов двадцать пять минут.

Должно же как-то называться то, что она испытывает! Но название никак не хотело всплывать в памяти. Миа подняла глаза и встретилась с усталым взглядом врача.

— Я не знаю, что сказать.

Врач пожал плечами.

— Скажите, что поймаете того, кто это сделал.

Роджер Барнетт потребовал этого для Кейтлин. Дейна потребовала того же для Пенни Хилл.

— Поймаем. Обязательно. Он уже убил четырех женщин. Спасибо за то, что сделали все, что могли.

Он мрачно кивнул.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

Она уже дошла до двери, но остановилась. Заставила себя оглянуться и посмотреть на Брук Адлер еще раз. Потом перекрестилась и, пятясь, вышла в коридор.

Четверг, 30 ноября, 05:45

Ребенок наблюдал за происходящим из своего укрытия. Онснова стоял возле дома. Мальчик не знал, что именно онзакапывал в землю, но понимал, что это что-то очень, очень плохое. Потому что оночень плохой.

Неужели больше никто не знает? Неужели я один вижу, какой он на самом деле плохой?

Он подумал о маме, о том, как она беспокойно ворочается в постели, и неожиданно сильно, ужасно рассердился. Она должна была знать. Должна была увидеть. Она знала, что онисчезает по ночам. Но она вставала каждое утро и притворялась, что все хорошо. Жарила яичницу с беконом и улыбалась так, словно все нормально. Но все было совершенно ненормально.

Ему отчаянно хотелось, чтобы онпросто ушел. Оставил их в покое. Ему хотелось, чтобы мама выгнала этого человека. И велела никогда не возвращаться. Но она никогда так не поступит, потому что боится. Он понимал. Он понимал, что она имеет право бояться.

И я тоже.

Четверг, 30 ноября, 07:20

— Папа!

Рид поднял взгляд от пуговиц рубашки, не выпуская петельки из руки.

— Что, Бет?

Она стояла в дверях его спальни и хмурилась.

— У тебя все нормально?

Нет. У него болела душа. Еще двое.

— Я просто устал, милая. Просто очень сильно устал.

Она колебалась.

— Папа, мне опять нужны деньги на обед.

Рид нахмурился.

— Я ведь давал тебе деньги в понедельник!

— Я знаю. — Она скорчила гримасу. — Мне нужно было заплатить пару штрафов за библиотечные книги. Прости.

Рида это обеспокоило, но он дал дочери двадцатку.

— Возвращай книги вовремя, хорошо?

— Спасибо, папа. — Она сунула деньги в карман джинсов. — Я пойду, поставлю тебе кофе.

— Кофе мне точно не помешает.

Он устало присел на край кровати. Миа была права. Сегодня утром он чувствовал себя разбитым. Он подумал о том, где она сейчас, представил ее — дома, одну. Он должен был держать себя в руках, выждать, пока бы они установили основные правила. Никаких обязательств. Но он не сумел. Его мысли крутились только вокруг нее, а тело начинало выходить из-под контроля. Он должен был держать себя в руках, потому что не хотел причинять ей боль.