Державин остался невысокого мнения о литературных достоинствах радищевского «Путешествия». Много лет впечатляла умы легенда, что именно Державин «донёс» на Радищева императрице. Александр Николаевич действительно именно ему прислал один из экземпляров повести. Но, судя по запискам Храповицкого, императрица не сразу установила автора крамольной книги, которую читала. Если бы Державин ей преподнёс эту книгу — вероятно, он назвал бы автора. Установлено, что о книге Фелица узнала от Шешковского. Кстати, свой экземпляр «Путешествия» имелся и у Козодавлева. А Державин вполне простодушно в разговоре с Дашковой упрекал автора «Путешествия» в незнании русского языка.

Очень возможно, что именно Державин написал самую насмешливую эпиграмму на Радищева:

По крайней мере, насмешки над первым русским революционером Державину пришлись по душе.

Ещё в августе 1785 года управа, распределявшая петербургскую землю под застройку частным лицам, выделила Державину «два порозжих места» на углу Невского проспекта и Фонтанки, напротив Аничкова дворца. Место завидное и просторное, более 600 квадратных сажен. Державин обязался в течение пяти лет застроить его «регулярным каменным строением». Труднёхонько было исполнить это обязательство, не прибегая к злоупотреблениям, а Гаврила Романович принципиально не брал взяток, хотя принимал приношения меценатов. Представим себе: даже в годы строительства дома Державин не воровал! Трудно поверить, но это так. Проект огромного трёхэтажного дома составил, разумеется, Николай Львов. Державин и Львов всё продумали, не забывая и о презренном металле: корпус, выходивший на Невский, они намеревались сдавать внаём купцам, там предполагалось открыть торговую залу. Но вот Державин, уж такова губернаторская доля, уехал в Тамбов — и с планами пришлось распрощаться. Землю передали другому счастливцу.

Только в 1791 году мечта о собственном доме в Петербурге стала, как говаривали в XX веке, обретать реальные очертания. Приятель Державина, Иван Семёнович Захаров, продавал уютный, хотя недостроенный и запущенный дом на набережной Фонтанки. Величественные своды выглядели заманчиво, но это предприятие сулило необозримые расходы.

Хороших квартир и в современной России намного меньше, чем тех доброхотов, что мечтают в них поселиться. Богатых домов в екатерининском Петербурге тоже не хватало на всех желающих, а потому очаровательные мелочи, связанные с обустройством интерьеров, стоили дорого.

Захарову Державин заплатил 26 тысяч — и стал собственником недостроенного каменного дома с участком земли, на котором грудились ещё и деревянные постройки. Лето 1791 года ушло на хлопоты по обустройству усадьбы. Занималась этим главным образом Катерина Яковлевна. Работу вёл зодчий, приглашённый прежними хозяевами, — Пильников. Державин, конечно, хотел пригласить на эту роль Львова и даже начал писать стихотворное послание к нему — до сих пор не вполне расшифрованное по неразборчивым черновикам:

Но Пильников знал этот дом «от и до». Львову пришлось ограничиться советами. Строительство — накладное дело! Сразу и не осилить. Державин закладывает деревни, бросает на распыл часть приданого Катерины Яковлевны — и всё равно денег не хватает. Рачительная хозяйка завела «Книгу о издержках денежных для каменного дома. С августа 1791 года».

Заглянем в эту тетрадь: «За молебен священнику при закладке — 1 рубль. Посеребрить артели — 2 рубля. За переноску досок на вино и угощение рабочим — 30 копеек. На пир работникам 9 рублей 95 копеек. На вино мужикам — 37 1/2 копеек, гончарам — 20 копеек, извощикам — 1 рубль 50 копеек. Маклеру — 1 рубль». И таких затрат — без конца и края, день за днём.

А ещё — обустройство сада и двора, но в первую очередь — мощение двора. Всё должно быть как на лучших столичных улицах. В контракте от 29 апреля 1793 года сказано, что крестьянин Матвей Тимофеев берётся исполнить следующие работы по благоустройству двора: «Счистить, сравнять по ватерпасу, дабы в трубу был спуск воды, усыпать весь двор песком вышиною на четверть, а сверху песку выкласть морским булыжным камнем в линейках и крестах, крупный камень на ребро, а мелкий в клиньях востряками вверх и защебенить мостовую красным щебнем из кирпича… У стен сделать возвышенные площадки для проходу пешим так точно, как мне показано было».

В архиве Державина сохранился контракт и со столяром-краснодеревцем Иоганном Гратцем от 22 января 1792 года, по которому тот должен был изготовить для кабинета девять книжных шкафов, большой письменный стол «сподъёмным налоем» красного дерева, маленькое квадратное в плане бюро («в полтора аршина») с одним ящиком и диван с двумя шкафами по сторонам, тоже из красного дерева. При этом специально оговаривалось, что мастер обязуется «всё оное сделать так, как договаривался с Николаем Александровичем Львовым».

В конце 1790-х годов, когда финансовые дела Державина поправились, пришло время для новых крупных строительных работ. Справа и слева от основного корпуса, параллельно набережной Фонтанки выросли ладные двухэтажные пристройки, садовый фасад которых оформлен ионическими полуколоннами. Восточное крыло заняла большая столовая, в которой устраивали танцы; впрочем, стареющий поэт не был до них охотником. К столовой примыкали подсобные помещения, вроде буфетной комнаты, а также гостевые апартаменты. В западном крыле сотворили великолепный парадный двусветный зал с хорами, которые опирались на колонны, облицованные искусственным мрамором. Простенки между окнами украсили сдвоенные условные колонны. В соседнем помещении устроили домашний театр, не хуже публичных театров, даже уютнее.