— Представьте себе: белая ночь, я сижу на белом стульчике и ем мороженое, — вещала Дулина.

— И еще хорошо бы, чтобы кто-то рядом держал меня за руку, — откликнулась Габина. Она уже тогда думала о парнях, но никому в голову не приходило, к чему это приведет.

— Дай ей мороженое. Может, оно и охладит ее мечты, — подвела итог Павла.

Даже высказываясь по мелочам, она репетировала роль капитана команды. И она бы стала капитаном, если бы дорогу ей не перебежала Ивета.

Венгрия… От нее остался только лебедь на чемоданной наклейке. Сейчас придет автобус, и мы поедем во Флоренц, а потом марш-марш через разные мелкие городишки на границе до Валика. Да, друзья-товарищи, побывала я в роскошных местах, о которых мечтала Милуш, а теперь еду в дыру.

Я взяла чемодан и зашла в здание автовокзала (удача, ждать пришлось всего двадцать шесть минут). Теперь уже не так одиноко, толстяк тоже может перевести дух — ведь он бежал, будто за ним гнались. А ехать-то недалеко — как на другой конец Праги. Вот чудак!

Помогла женщине с коляской, пообещала, что прорвусь к компостеру и пробью ей билет, — может быть, добрые дела спасут меня от грустных мыслей. Лучше поработать в давке локтями, чем размышлять о горестной судьбе. И так переусердствовала, что не позаботилась о сидячем месте, в результате чего ехала в междугородном автобусе стоя. Главным образом потому, что мне не понравилось поведение отдельных представителей молодого поколения из города Валика, которые не уступили места пожилой женщине и женщине с ребенком. Вот какой уровень культуры! А как на меня смотрят (я услышала явно предназначавшиеся мне шуточки о том, какой прекрасный воздух на вершинах гор)! Надо постепенно привыкать к тому, что там, куда я приеду, все время придется торчать на виду. То, что теряется в большом городе, в малом бросается в глаза. Мысль малоутешительная, похоже, повторится все, что было в раннем детстве. Хуже то, что была и другая жизнь. А теперь я выросла. Без малого два метра.

— Когда у вас начало? — спросил кто-то сидящего рядом.

— Как у маленьких, первого сентября. Ничего хорошего в этой школе не вижу, что бы брат ни говорил. Подумаешь, школа для одаренных — чепуха! Надо было ехать в Брно или куда-нибудь еще.

Ну и дурачье! К счастью, оставалось недолго. Междугородный дальше не пойдет, надо пересаживаться на местный, а он уж повезет меня к чертям на кулички. Если там не останавливается пражский скорый, то можно представить, что это за дыра.

И как всегда, когда я чувствую себя несчастной, мне хочется есть. Я пошла в буфет. Выглядел он не особенно привлекательно. Его, видно, сто лет не ремонтировали. Вокруг высоких столиков, заставленных грязными тарелками и недопитыми стаканами, теснились в полумраке явно подозрительные личности. Такие заведения не в новинку; когда мы ездили, кормили нас не только в ресторанах, но и в забегаловках (нам, конечно, только лимонад), но такой жуткой я еще не видела. В прежние времена посетители были просто чужие люди, но сегодня среди этих «милых» мужчин были явно будущие сограждане!

С отвращением я проглотила остравскую колбасу, жирную и чуть теплую, пожалела, что не взяла в дорогу приготовленную мамой еду.

— Я тебя отвезу. Посмотрю, что тебе понадобится, а потом пришлю, — сказала она.

— Если бы ты предлагала это от чистого сердца, я бы согласилась, — отказалась я, и довольно невежливо.

— Ты что же думаешь, теперь ты можешь позволять себе все? — рявкнула Милуш.

В конце концов, она вела себя по отношению ко мне приличнее всех, и за это я еще должна быть ей благодарна.

— Ничего, ничего, не буду я портить твоих деток, можешь их лепить по образу и подобию твоему. Главное, не забудь довести до их сведения все рекомендации Любошека по полевой почте!

Опять я ввязалась в перепалку, но потом взяла себя в руки.

— Когда сама влюбишься, по-другому заговоришь, но это, похоже, тебе не угрожает.

— Тебе долго придется ждать, сестричка! Любовь никогда не входила в мои планы, а если бы и входила, то в захолустье, куда вы меня отправляете, будет богатейший выбор — ведь там самый завалящий парень двухметрового роста, потому-то вы меня и выпихиваете.

— Мы в первую очередь заботимся о твоем здоровье, там климат, воздух, — защищалась мама.

— Да брось ты, она нарочно играет у нас на нервах, — успокаивала маму Милуш.

А почему бы мне так себя не вести? Конечно, у меня с уст не розы слетают, но пусть узнают, почем фунт моего лиха.

— Я скоро к тебе попасть не смогу, — уговаривала меня мама, — и еще неизвестно, как ты уживешься с Марией.

— Ты только не забудь ее предупредить, — Милуш сменила фронт атаки, — с кем она будет иметь дело: с самовлюбленной, избалованной соплячкой…