– Сколько думаешь в поле сам вывести? – поинтересовался Татаринов.

– Запорожцев тысяч пятьдесят будет. Половина – опытнейшие бойцы, остальные – хоть год, да повоевали, знают, за какой конец саблю держать. Из них тысяч двадцать конные. Карпо вон грозился привести… Сколько?

– Семьдесят тысяч, больше никак не получается. Пятьдесят пешими, двадцать конными. Правда, воевали всерьез… где-то около половины. Остальные разве что беззащитных жидов и католиков резали, каковы будут в бою – сам не знаю.

– Ну и я на Правобережье, – продолжил Богдан. – Соберу еще тысяч сто двадцать. Конных тоже около двадцати тысяч, большая часть на татарских лошадках и верхом раньше не воевала, из пешцев в боях участвовать приходилось где-то трети. Как и говорил, армия вроде бы большая, только польской не соперница. Одна радость, пушек у нас более сотни будет и пороху на один бой с лихвой хватит. Но без помощи не выстоим. Лупу обещал прислать пятнадцать тысяч конницы и столько же пехоты. Всего, значит, двести семьдесят тысяч, конных из них семьдесят пять. Что у вас? – Хмельницкий сел и ожидающе посмотрел на Татаринова.

Теперь уже встал со своего места донской атаман:

– На Дону и людей столько не живет, сколько вы в армию собираете. Я с атаманами городскими переговорил, в этом году все в войне участвовать пожелали. Так что… думаю, тысяч двадцать пять конных, из них пятая часть на хороших конях и хоть как-то одоспешенная, и тысяч тридцать пеших, почти сплошь новики, приведу. Черкесы… они сами не знают, что у них завтра случится. Но, полагаю, тысяч пятнадцать, все окольчуженные и на добрых кабардинских конях, придет. Еще три-четыре тысячи шапсугов на ладьях явятся, как договаривались, южнее порогов в засаду сядут, Литву стеречь.

Татаринов замолчал, отхлебнул из чашки пару глотков уже остывшего сбитня и продолжил:

– Зато калмыки придут, куда в большем числе, чем в прошлом году. Тысяч шестьдесят, а может, и семьдесят, в том числе – много одоспешенных. Сам Хо-Урлюк поехал на родину, на встречу с другими монгольскими князьями, и старших сыновей с собой прихватил, а на хозяйстве оставил троих – Сюнке-батура, Лоузана и Санжина. Пока отца и наследника его, Дайчина, нет, они хотят завоевать сердца воинов богатой добычей. После победы нам надо будет Польшу так обезлюдить, чтоб еще сто лет они от одного упоминания слова «казак» вздрагивали и крестились.

– Царь помощь не пришлет? – с надеждой спросил Скидан.

– Войском – нет! – замотал головой Татарин. – Но обещал выдвинуть дворянскую конницу к литовской границе, чтоб Литва сдуру нам в спину не ударила. Ну, и хлебом, свинцом, порохом нам он помогает. И на том спасибо.

Донской атаман сел, а как бы председательствующий хозяин дома обратил внимание на скромно молчавшего большую часть беседы попаданца:

– А у тебя, Аркадий, есть для нас что-нибудь?

По примеру предыдущих ораторов Аркадий встал:

– И да, и нет. Как много мне приходится работать, рассказывать не буду, здесь бездельников нет, всем приходится крутиться. К сожалению, ничего нового и чудесного до весны мне сделать не удастся.

– А до лета? – не сдержал любопытства Карп.

– И до лета, и до зимы. Да и до следующей зимы… оно только появится, если все будет в порядке.

– Что появится?!

– Какое чудо?!

– Не томи!

Аркадий садистски подержал паузу, потом не спеша вытащил из подмышечной кобуры ТТ:

– Все помнят, что это такое?

– Помним!

– Не дразни!

– Да разве такое забудешь?

И чуть позже остальных отреагировал Хмельницкий. Почему-то полушепотом:

– Неужто и нам такие сделаешь?

На тишину, которая воцарилась в комнате, вероятно, можно было вешать тяжелые вещи. Все атаманы дружно, с нескрываемой надеждой, уставились на попаданца.

– Ну, честно говоря, не совсем такие. Этот уж очень сложен в изготовлении, здесь его еще не одно десятилетие массово выпускать будет невозможно. К концу будущего года я надеюсь, если получится, начать выпуск первых револьверов. Да я вам рассказывал и чертежи рисовал, помните, наверное?

Все помнили, о чем каждый из присутствующих не преминул рассказать. В комнате на короткое время воцарился привычный казацкий гармидер (беспорядочный шум). Радостно-возбужденный, с явно приподнятым настроением всех участников. Видные государственные деятели, уже ведущие переписку с коронованными соседями, сразу превратились в кучку мальчишек, предвкушающих получение долгожданных игрушек.

«Н-да… только они сразу по получении «игрушек» не преминут воспользоваться ими по самому что ни на есть прямому назначению. И для своих ребят попросят».