«Недели через две после того неприятного инцидента с Путиным в Кремле [137] Ходорковский пришел ко мне на прием, — вспоминает Михаил Касьянов в книге «Без Путина». — И опять-таки от имени всего сообщества крупных предпринимателей высказал идею: давайте примем закон, который снял бы все претензии к участникам крупнейших приватизационных сделок 90-х. Пусть этим законом будет установлено, что владельцы предприятий, которые были приватизированы тогда за бесценок, а теперь стоят миллиарды долларов, должны заплатить государству компенсацию. Своего рода единовременный налог на многократное повышение капитализации принадлежащих им активов. И чтобы полученные деньги не растворились в бюджете, а сконцентрировались бы в специальном фонде для финансирования реформ общенародного значения. Для управления этим фондом Ходорковский предложил создать общественный совет, в который вошли бы депутаты, губернаторы, представители правительства и администрации президента».

Михаилу Касьянову идея очень понравилась: «С одной стороны, я был убежден, что повернуть приватизацию 90-х вспять, отменить ее итоги было бы большой ошибкой. С другой стороны, я и тогда считал, и сейчас готов повторить, что крупная приватизация была крайне несправедливой. И вот теперь эту несправедливость фактически признавали все крупные собственники, от имени которых выступал Ходорковский. Не просто признавали — изъявляли готовность исправить. Конечно, было понятно, что, выплатив компенсацию государству, крупный бизнес политически легитимирует итоги приватизации 90-х годов и решительным образом укрепляет свой статус в обществе».

«В итоге Ходорковский ушел от меня с намерением подготовить проект этого закона, — рассказывает бывший премьер. — Буквально через неделю проект был готов. Очень краткий, на двух страничках, простой и ясный. Перед тем как дать поручение министерствам и ведомствам о проработке этого проекта закона, я показал его президенту».

Путин бумагу прочитал и оставил у себя. И больше к этому вопросу не возвращался.

«Думаю, что он понимал: принять этот закон — значит снять богатейших бизнесменов, крупных промышленников с крючка, — объясняет Касьянов. — А это, похоже, в его планы не входило. Потом я укрепился в этом мнении, как и все, кто следит за событиями в России. Пока бизнесмены находятся в подвешенном состоянии, не имея от государства никаких гарантий собственности, опасаясь в любой момент лишиться своих активов, ими можно манипулировать. Поэтому Путин и положил проект закона под сукно».

А вот рассказ Платона Лебедева в Хамовническом суде:

«В начале 2003 года Ходорковский М. Б. сообщил мне, что он, после обсуждения с руководителями РСПП, передал в Правительство РФ законопроект, суть которого заключалась в выплате в бюджет РФ единовременной компенсации (порядка $20 миллиардов) владельцами крупных предприятий, приватизированных в 90-е годы.

Поскольку за 7–8 лет, прошедшие после приватизации, за счет кардинального изменения макроэкономической ситуации в стране и мировой конъюнктуры практически все владельцы крупных предприятий получили колоссальный (в несколько раз) прирост капитализации.

Многие из этих предприятий стали так называемыми «голубыми фишками» не только на российском, но и на международных фондовых рынках, в том числе и «ЮКОС», о чем в 95-м — 96-м гг. можно было только мечтать.

Предполагалось, что эти средства будут сконцентрированы в специальном национальном фонде для финансирования общегосударственных стратегических программ <..>

Чуть позже глава РСПП Вольский сообщил мне, что Председатель Правительства РФ Касьянов Михаил Михайлович передал этот проект закона Президенту РФ Путину. О судьбе этого законопроекта мне стало известно только в 2009 году из публикации в журнале «Коммерсант Власть» (31.08.2009) — Путин положил «под сукно» этот проект закона».

Среди причин ареста Ходорковского не обошлось и без самой банальной для авторитарного государства — интриг ближайшего окружения Путина. Мне много рассказывали о том, как у него формировали неприязнь к Ходорковскому. От рассказов о президентских амбициях олигарха до вещей, которые я до сих пор не могу озвучить…

— То есть Путину лапшу на уши вешали? — спрашиваю я Василия Шахновского.

— Сто процентов вешали! Сто процентов вешали Путину лапшу. Это абсолютно точно. Уже в конце он, конечно, принимал решения. А источников, которые оказывали на него давление и в итоге сформировали у него эту позицию, было, конечно, много. Конечно, он лично не хотел отбирать компанию. Я думаю, что финансовым благоприобретателем в результате этой истории он не стал. Другие люди стали. Конкретно к бизнесу «Роснефти» лично Владимир Владимирович отношения не имеет.

Сечин был менеджером этого проекта в режиме фултайма, с начала и до конца, и то, что Путин всех, кто к нему приходил по тем или иным вопросам, связанным с «ЮКОСом», направлял к Сечину, — это широко известно в узких кругах.

Понятно, что принципиальные решения принимал Путин, а разруливал ситуацию уже, конечно, Игорь Иванович.

— Это был долгосрочный проект?

— Он тянулся несколько лет. Когда Сечин сидел на разруливании. Вплоть до банкротства «ЮКОСа». До тех пор, пока «ЮКОС» существовал, Сечин сидел на рузруливании этого дела. Сейчас не знаю. Сейчас, по-моему, нет такого текущего управления, никто никаких решений по «ЮКОСу» и Ходорковскому не принимает. В результате прокуратура не знает, что делать.

Недавно мне довелось побеседовать с одним бывшим топ-менеджером «ЮКОСа», а ныне очень высокопоставленным человеком. В интервью он мне отказал: «Вот, когда выйду на пенсию, тогда, может быть, я и дам вам интервью». И я подумала о том, что самый страшный порок — трусость — стал и самым распространенным.

В общем, мы просто пили кофе.

«Диктофон у меня выключен, — сказала я. — И ссылаться на вас я не буду».

И он стал чуть разговорчивее.

«Так это сечинская интрига?» — спросила я.