Санжаровский Анатолий Никифорович
Шрифт:
«Так вот оно что! – забилось сердце у Трясогузки. – В трубу, значит, голубчик, летишь!»
Именно в этот момент и осенило Архипа Митрофановича. Здесь можно не только директора пропесочить, напомнить ему кое-какие обиды, но и показать себя принципиальным человеком, волевым, непримиримым к недостаткам. «Ишь, как присмирел, – поглядывая на директора, думал Трясогузка. – Сразу и флюс, и щеку разнесло, как услышал, что жареным запахло. Теперь ты, брат, в моих руках! Никто ещё и не догадывается, что, возможно, у представителя и приказ в кармане об увольнении нашего директора. Не зря же столько дней длилась проверка. Никто ещё и не поверит, что вот этот Apхип Митрофанович Трясогузка, которого в коллективе даже флюгером прозвали за то, что всегда свой нос, как говорят, держит по ветру, что этот Трясогузка отваживается выступить первым, тон в критике задать».
Архип Митрофанович уже видел себя на трибуне, слышал свой резкий уверенный голос, замечал, как после каждого его слова всё ниже опускал голову директор.
Увлечённый воображаемой критикой, Архип Ми-трофанович не слышал, о чём докладывал главный инженер. Он только видел, что директор всё чаще прикладывает руку к пухлой щеке и морщится.
Всё было взвешено, решено. Надо лишь набраться духу, смелости.
Уже докладчик заканчивал своё выступление, как вдруг увидел на полу смятый листок, который только что читал заместитель секретаря. Незаметно для соседей Apхип Mитрофанович протянул ногу и подогнал листок к себе. Нагнулся, поднял.
– Приступаем к дебатам! – объявил председательствующий.
«Есть представитель из совнархоза, – читал в это время вспотевший Трясогузка подобранную записку. – Директор просит в выступлениях рассказать, что из-за неисправности котельной много государственных средств лепит в трубу. Больше смелой критики!»
– Слово предоставляется нашему лаборанту товарищу Трясогузке, – как выстрел прогремело в зале и звонко отразилось в дрожащем сердце Архипа Митрофановича.
Еле-еле переставляя потяжелевшие ноги, Трясогузка поплёлся к трибуне.
– Выступавшие_ товарищи уже говорили, – выпалил он свои слова.
– Ещё никто не выступал! – _ послышалась реплика.
– Возможно, я ничего нового не скажу, – растерянно продолжал Трясогузка, – но это закономерно. Ведь наши мнения сходятся. А раз они сходятся, то и расхождений никаких не может быть. – Архип Митрофанович резко повернулся к президиуму и, пристально глядя на пухлую щёку директора, вдохновенно закруглился:
– Поэтому я целиком и полностью присоединяюсь к тому, что будет сказано товарищами после меня и проголосую за него обеими руками.
Продолжение рода
Дети – цветы…
Хорошо сказано! И вправду, как же жизнь без детей прожить? Оно, когда не имеешь потомства, то так, вроде пустоцветом оказался: ни радостей, ни тревог.
Спрашиваете, на себе ли это испытал?
Ого-го! Не даст соврать и Ольга, моя благоверная. Кто-кто, а мы научены. Охотно, как говорят, опытом можем поделиться.
Как мы любились да как поженились, рассказывать не стану. Это дело и без чужой науки известное. Начну с того момента, когда у нас сынишка нашёлся.
Ну, конечно, мальчик, мужчина в семье – это же продолжение рода, фамилии! Разве не радость?
Тут же и заботы начались.
Как назвать?
– А что нам думать? Саливоном! – предложила женина мать. – Как его покойного деда звали.
– Может, Онуфрием! – скривилась моя Ольга.
Спорили, советовались и, наконец, угомонились на имени Евген. Женька, значит.
Лежит наш Женька, было, в люльке, посапывает себе. А мы – на седьмом небе! Смеёмся, веселимся, пока не испортится у жены настроение.
Только папироску достанешь, только выпустишь затяжку дыма, тут Ольга сразу: «Я что, не говорила?»
А жена моя, чтоб вы знали, как только разволнуется или рассердится, всегда начинает с этих слов:
– Я что, не говорила? Он таки задушит дитя смрадом. И когда эти мужики наглотаются дыма!?
Вижу, шутки плохи, за шапку и к двери.
– Вернись! – забегает наперёд жена. – Я что, не говорила? Он таки простудит дитя скрипом.
Больше всего разговоров и перебранок было при купании.
– Я головку буду мыть, а ты, – велит супруга, – плещи водичку на животик. Да не выше пупочка!
Плескаю воду и ненароком переступлю границу.
– Я что, не говорила? – крикнет тут Ольга. – Медведь какой-то, а не отец. Или ты спишь стоя, или руки тебе выкрутило? Говорила же – до пупочка!
Когда все были в праздничном настроении, тогда потешались с Женькою и гадали компанией, кем он будет.
– Агрономом! – пророчила одна бабка.
– Инженером! – не соглашалась вторая.