– И когда же вылетать? – спокойненько спрашиваю.

– Как получу сигнал из Москвы. Тем временем начну усиленно тренироваться. А ты, Горпиночка, сотвори мне для этого наилучшие условия.

– Какие именно?

– Не ругайся, хорошенечко корми, покупай каждый день четвертиночку для аппетита. Ведь для такого ответственного полёта надо быть физически крепким, при теле и чтоб нервы были и порядке. Покрепче гагаринских. Так, моя милая. А в колхозе заяви, что Харитон Иванович больше не явится на работу, он же уже почти марсианин.

На работу утром не пошёл. Я, правда, ни слова. Знаю его характер. По пути на ферму заглянула в правление, пожаловалась председателю. Тот пообещал вызвать, поговорить. Но ничего не получилось из этого: Харитон не явился.

Так продолжалось с месяц. А тут подоспела горячая вешняя пора. Сколько ни уговаривала идти на работу, как горохом об стенку. Спит, ест, читает журналы о ракетах.

Наконец, не выдержала, пошла в правление.

– Посоветуйте, говорю председателю и парторгу, – что делать с марсианином? Пока полетит, мне и уши объест.

Председатель усмехнулся:

– Знаете, что я надумал?

– Что же?

– Состряпаем телеграмму, будто Москва вызывает от нас кого-то для полёта на Марс. И попробуем попугать Харитона Ивановича. Давайте сегодня вечером!

Так и сделали. Пришла я с фермы и прикинулась, что плачу. А Харитон:

– Что с тобою, Горпиночка? Кто обидел или занедужила?

– Ой, – молвлю, – хуже… – Обняла его, причитаю: – На кого ж ты меня спокидаешь? Кому же я буду стирать сорочки, готовить обеды? С кем поговорю в сердцах?

А он так насторожки:

– Что, Горпиночка, может, недоброе слышала в международной тематике?

– Слышала. Только что из правления. Телеграмма пришла. Москва зовёт в полёт. И кто тебя заставил писать то заявление!? Идём в правление, может, отпросишься. Я не перенесу такого. Идём, Харитоша!

Верите, Харитон как-то разом увял, сжался. Долго разыскивал сапоги, а ещё дольше обувался. Дважды левый сапог напяливал на правую ногу. Руки дрожат. А мне смешно!

Пошли в правление. За всю дорогу ни слова не проронил. Вошли. Председатель и парторг поднялись навстречу. Оба такие серьёзные, занятые. Первым заговорил председатель:

– Дорогой наш Харитон Иванович… Простите, что побеспокоили. Но дело очень важное… – достал из ящика в столе бумажку. – Сегодня получили телеграмму из Москвы. Вот она: „Трехдневный срок командируйте самого здорового физически колхозника для полёта на Марс тчк. Москва, Энский переулок, семь, ГОП“.

Воцарилась тишина. Харитон дрожащими пальцами взял телеграмму. Долго читал, словно изучал каждую букву. Потом спрашивает:

– А что такое ГОП?

– Государственная организация полётов, – пояснил секретарь партийной организации.

А председатель:

– Так как, Харитон Иванович, поедете в ГОП?

– Разве в колхозе нет здоровее меня человека?

– Нет! – отрезал парторг. – К тому же вы столько тренировались, изучали журналы про ракеты. Словом, мы посоветовались: ваша кандидатура самая подходящая. Поэтому отправляйтесь домой и собирайтесь. Завтра выезжать. И помните, что б с вами ни случитесь, мы никогда не оставим в беде вашу супругу…

Председатель встал, пожал Харитону руку. То же сделал и парторг. А мне так смешно, аж душусь, прячу лицо в платок.

Взяла я Харитона под руку, пошли. По дороге завернули в сельмаг, взяла пол-литра, хоть Харитон и не просил. Купила два килограмма тихоокеанских сельдей.

Дома приготовила ужин. Молча сел Харитон за стол. Выпил полный стакан водки, начал есть. Я достала чемодан и начала складывать бельё – готовить в дорогу. А Харитон допил бутылку, умял три сельди, кастрюлю картошек в мундирах. Поднялся и заходил по комнате, как тигр в клетке. А я складываю и плаксиво спрашиваю:

– Харитончик, какой костюм положить?

Он молчит да комнату меряет. А я причитываю:

– И кто просил тебя подавать заявление! Ладно, если всё благополучно обойдётся: полетишь и прилетишь. А вдруг беда?

Харитон скрипнул зубами, остановился, обнял меня и гак нежненько молит:

– Родная моя… А ты знаешь, что я никакого заявления не подавал?

– Как? А чего ж столько тренировался, поправлялся и называл себя марсианином?

– Да пошутил я, – говорит. – Отдохнуть хотелось… Ну и пустил слушок, что подал заявление.