— Тайин! — окликнул его Захар. — Ты здоров? Вставай, пора идти.

Тайин безропотно поднялся на ноги. Весь день они шли рядом, и Захар не мог не заметить пугающую перемену в поведении Тайина: тот потерял интерес ко всему, не пытался добыть пищу, был рассеян и замкнут. Казалось, встреча лицом к лицу со смертью лишила его и силы, и бодрости духа.

Захар пытался расшевелить его. Он то и дело заговаривал с ним, шутил, пробовал бранить его. Ничего не помогало. Тайин шел, погруженный в свои мрачные мысли, отрешенный от всего. Его янтарные глаза утратили блеск.

Так продолжалось несколько дней. Тайин был занят своими мрачными размышлениями, Захар — поисками пищи. Он ничем не брезговал: зеленью, корешками, птичьими и черепашьими яйцами. Иногда удавалось найти несколько орешков, переживших зимние дожди. Все найденное он делил с Тайином. Тот брал и механически глотал. В довершение всех бед, дождь изводил их: то моросило, то лило как из ведра. Продрогшие, голодные, они брели днем, а по ночам корчились под деревьями.

Наконец, однажды утром, Захар, изнемогший от голода и тягот пути, но прежде всего озабоченный состоянием друга, остановил Тайина. Дождь только что перестал, река дымилась под солнцем.

Стоя перед Тайином, Захар начал:

— Тайин, посмотри на меня. Ну, прошу тебя.

Остекленелые глаза нашли какую-то точку вдали и уставились в нее.

— Тайин, мы ведь друзья, — серьезно продолжал Захар. — Друзья помогают друг другу. Что с тобой? Поверь, я хочу помочь тебе. Если мы перестанем помогать друг другу, тогда всё, конец.

Тайин молчал, но Захару показалось, что он стал прислушиваться к его словам.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я умер? — не отступался Захар. — И сам небось тоже не хочешь помереть, а?

— Я уже сперва раньше, умирал, — пробормотал Тайин.

— Чего? Ты это о чем?

У Захара сжалось сердце при виде безнадежного отчаяния на лице Тайина. Немыслимо, чтобы этот уверенный в себе, смелый, сильный человек сломался из-за суеверия, из-за какой-то навязчивой мысли. Захар знал: он должен как-то пробиться сквозь невидимую стеку, отгородившую Тайина от него. От этого зависели их жизни. Он схватил Тайина за плечи и дружески встряхнул его.

— О чем ты, Тайин? Скажи. Скажи мне. Пожалуйста!

— Я умирал в речке, — сказал Тайин тихим, дрожащим голосом.

— Да с чего ты взял? — Захар снова осторожно встряхнул его. — Ты же не умер. Вот ты здесь стоишь.

— Оставь, господин Петров, пожалуйста, оставь меня.

У Захара опустились руки. Но он не мог отступить теперь, когда Тайин заговорил — впервые за несколько дней. И он продолжал тормошить его.

Наконец Тайин заговорил снова, но так тихо, что Захар с трудом разбирал его слова:

— Эль, она взяла меня вниз. Ангел-хранитель, мой дух, забыл меня. Эль, она взяла мое сердце. — Его лицо было пепельно-серым.

Захар вспомнил их разговор о вере.

— Слушай, ты мне тогда говорил, что ваши ангелы-хранители не помогают белым, так ведь? Но если он хочет помочь тебе, он может сделать это через белого? Скажем, через меня. Так ведь оно и было.

На этот раз Тайин слушал внимательно, и Захар вдохновенно продолжал:

— Да, так оно и было, именно так, Тайин. Тогда, у реки, твой ангел-хранитель вошел в меня. Я помню, тогда я прямо-таки летел по воздуху. Я взлетел на верхушку дерева, наломал веток и полетел с ними назад. Да разве сам бы я смог? Ни за что! Я тогда ощущал в себе какой-то странный дух. Теперь я знаю: это был твой ангел-хранитель, он вошел в меня, чтобы тебя спасти.

Тайин впился в него горящими глазами. Его широкое лицо горело, оживленное надеждой.

— Тайин, Эль не утащила тебя к себе. Она не взяла твое сердце. — Захар вдруг нагнулся и прижал свою щеку к его безволосой груди. — Я слышу, как оно бьется, — и он отступил от Тайина. — Послушай сам. Оно у тебя в груди.

Тайин стоял запрокинув голову, с прижатой к сердцу рукой. Он прислушивался к биению жизни внутри себя. Лицо его выражало счастье, такое же чистое и открытое, как само небо.

Захар ликовал. И в то же время тяжкая усталость охватила его. Вернуть человека к жизни одним усилием воли — это не легче, чем вытащить его из плывуна. Здравый смысл подсказывал Захару, что больше говорить об этом не следует. Они снова пошли рядом. Постепенно Тайин становился таким же, как прежде.

Но все остальное, все вокруг было не таким, как прежде. Казалось, и земля, и все, что было на ней, размокло, пропиталось дождем, размылось, прогнило. Даже если бы у них и был огневой лучок или нож, чтобы сделать его, они не смогли бы развести костер. Есть сырое мясо Тайин не разрешал, он наотрез отказался ловить дичь. Но то, что он подбирал и ел, приводило Захара в ужас.