Талейран напрасно пытался убедить царя в том, что в интересах сохранения и мира, и собственной репутации ему не нужно трогать Саксонию. Александр не отступал от своего решения отдать ее Пруссии. Они расстались так, как и встретились, — раздраженные и недовольные друг другом.

На следующее утро, в день отъезда сюзеренов в Венгрию, Меттерних и Гарденберг еще не получили от своих сюзеренов одобрения на совместное выступление против русского царя. Александр вновь проявил инициативу и нагрянул с визитом к Меттерниху в золотисто-белое крыло дворца Хофбург. Князю пришлось выдержать самую тяжелую словесную баталию за всю карьеру.

Царь говорил с ним как со своим подчиненным:

— Я намереваюсь создать независимое государство Польшу, и мне необходимо получить ваше согласие сегодня же, до отбытия в Венгрию.

— Ваше величество, — довольно резко ответил Меттерних, — если все дело в создании независимой Польши, то Австрия тоже способна создать свою независимую Польшу.

И царь взорвался. Еще никто не говорил с ним в таком вызывающем тоне. По словам Александра, это был «тон бунтаря». И он осыпал Меттерниха «градом ругательств», ошеломивших и изумивших князя.

Поведение царя Александра напомнило Меттерниху Наполеона в состоянии безрассудного бешенства, и князь не знал, выйдет он из дворца в дверь или вылетит в окно, если царь исполнит свои угрозы. Австрийский министр никогда больше не хотел встречаться с русским государем наедине и пророчил всем, что Александр станет таким же безумным, как и его отец.

Дипломатия потерпела сокрушительное поражение. Царь уехал в Венгрию вместе с императором Австрии и королем Пруссии, не оставив никого вместо себя. И все проблемы, стоявшие перед конгрессом, повисли в воздухе.

Вся Европа следила за тем, как в Вене резвятся и ссорятся коронованные особы, призванные решать ее судьбу. Одним из самых внимательных и заинтересованных наблюдателей, как оказалось, был Наполеон.

Он в это время обустраивался на Эльбе, скалистом острове, расположенном в семи милях от северо-западного побережья Италии. Эльба — один из шести главных островов Тосканского архипелага, в который на юге еще входит крошечный, продуваемый ветрами островок Монтекристо, увековеченный Александром Дюма. На севере морские волны омывают берега бесплодной Горгоны, описанной другим прозаиком, автором душещипательной романтической новеллы «Клиссон и Евгения», — о молодом корсиканце, командовавшем мятежниками и преданном своим лучшим другом. Сочинил это произведение не кто иной, как Наполеон, когда ему было двадцать шесть лет.

Эльба была избрана местом ссылки Наполеона весной 1814 года, когда союзники вошли в Париж и потребовали от императора немедленного и безоговорочного отречения.

Царь Александр персонально обещал поверженному венценосцу приличные условия ссылки, если он проявит готовность к сотрудничеству. Со всей тщательностью были изучены карты в поисках такого места, которое устроило бы французского императора и побудило его не мешкать с отречением.

Материковые территории Франции, Италии и других стран, входивших в империю, монархи-победители отвергли как неприемлемые. Корсика, как объясняет историк Норман Макензи, вызывала возражения, поскольку Наполеон там родился, и, кроме того, она принадлежала Франции. Сардинией владел Савойский двор, а на Корфу имели виды и Англия, и Россия. Рассматривались разные варианты — от Канарских островов до Карибского моря. Предлагались Тринидад, Азоры, даже залив Ботани в Тасмановом море на юго-востоке Австралии. Талейран настаивал на острове Святой Елены в Южной Атлантике. Эльбу выбрал царь Александр.

И он не просто выбрал. Он слышать не хотел о других вариантах. Причины его настойчивости до сих пор неизвестны. Одни считают, что государь упивался своей новой ролью великодушного победителя, просвещенного правителя, безжалостного в сражении, но способного и на милосердие. По мнению других, царь предложил крошечный островок лишь потому, что хотел унизить поверженного завоевателя. У Меттерниха имелось совсем иное объяснение.

Князь был убежден: демонстрируя театральное благородство, царь просто-напросто хотел насолить Австрии. Эльба находилась поблизости от континента и соответственно рядом с зоной интересов Австрии в Северной Италии. Кто знает, а вдруг Наполеону надоест томиться в изгнании? Как-никак ему исполнилось всего сорок пять лет, он был в расцвете сил и мог еще сплотить вокруг себя людей. А кроме всего прочего, царь ничего не терял: остров принадлежал Габсбургам (входил в реставрированное Тосканское герцогство). По убеждению Меттерниха, Александр замыслил создать очаг напряженности на задах Австрийской империи. Южное подбрюшье Габсбургов представлялось удобным плацдармом для возвращения Наполеона.

К несчастью для Австрии, особых дебатов по поводу места ссылки Бонапарта не было. Русский царь первым подошел к Парижу и сразу же приступил к делу. К тому времени, когда австрийцы доползли до столицы через северо-восточную Францию, Александр уже сформулировал предложение и получил согласие Наполеона. Договор с ним надо подписать сейчас же, пока он не передумал, настаивал царь.

Действительно ли австрийцы не могли пробиться к Парижу, как они утверждали, или сами тянули время? Император Франц, конечно же, не желал принимать участие в свержении своего зятя Наполеона, мужа дочери Марии Луизы и отца внука, короля Рима. Самый верный друг Австрии лорд Каслри тоже отсутствовал: он не спешил, не желая, видимо, быть причастным к процессу изменения режима во Франции. Как долго мог ожидать царь появления своих союзников? Наполеон, похоже, водил Александра за нос, а этот неугомонный человек, как известно, любил делать неожиданные и смелые ходы. Царь должен был упредить Бонапарта.

Согласно договору, названному в то время «договором отречения» (в историю вошел как договор Фонтенбло по названию дворца Наполеона, хотя и не был подписан в нем), за Наполеоном сохранялся пожизненный титул «императора и сюзерена острова Эльба». Ему также назначалась рента в размере двух миллионов франков в год, выплачиваемых из французской государственной казны. Жене Марии Луизе даровалось герцогство Парма, Пьяченца и Гуасталла в Северной Италии, а сын получал титул принца Пармского. Статьей III закреплялось фиктивное положение о добровольном отречении Наполеона. Многочисленные родственники тоже не остались без содержания — им выделялось на жизнь два с половиной миллиона франков в год. Царь действительно проявил исключительное великодушие.