Экономка Сацуки берет девочку Яиои, у которой на губах материнское молоко. В свете огня очага и восхода слезы Сацуки видны всем. Ночью не было свежего снега, и потому тропа вниз — к ущелью Мекура — проходима, и двойняшек Яиои отнесут в мир внизу этим утром.

— Как можно, экономка, — мягко упрекает настоятельница Изу. — Вы помогли нам с дюжиной Даров. Если сестра Яиои понимает, что она не теряет крохотных Шинобу и Бинио, а просто посылает их в новую жизнь, в мир внизу, конечно же, и вы можете лучше контролировать свои слабости. Сегодня у нас праздник, а не поминки.

«То, что тебе представляется «слабостями», — думает Орито, — я называю сочувствием».

— Да, настоятельница, — экономка Сацуки сглатывает слезы. — Просто… они такие…

— Без приношения Даров, — Яиои словно читает по памяти, — реки феода Киога пересохнут, все саженцы увянут и все матери станут бесплодными…

До ночи побега и добровольного возвращения Орито посчитала бы эти слова презренно покорными. Сейчас она понимает — только вера в то, что продолжению жизни нужны их жертвы, дает им силы примиряться с необходимостью разлуки. Акушерка укачивает голодного сына Яиои Бинио:

— Твоя сестра закончила. Позволь матери немного передохнуть.

Настоятельница Изу напоминает: «Мы говорим «носительница», сестра Аибагава».

— Вы говорите настоятельница, — отвечает Орито, — но я — не «мы».

Садае высыпает угольные крошки в очаг: они вспыхивают и плюются огнем.

— Мы, — Орито встречает пристальный взгляд настоятельницы, — пришли к взаимопониманию, помните?

«Наш Владыка-настоятель, — читается во взгляде настоятельницы, — еще скажет последнее слово».

— До этого дня, — Орито не отводит глаз и повторяет, — я — не «мы».

Лицо Бинио влажное, розовое, бархатное; оно морщится долгим пронзительным криком.

— Сестра? — Яиои получает сына, чтобы последний раз покормить его грудью.

Акушерка разглядывает воспаленный сосок Яиои.

— Гораздо лучше, — говорит Яиои подруге. — Пустырник помог.

Орито вспоминает об Отане из Курозане, которая, без сомнений, прислала эту траву, и раздумывает: удастся ли ей настоять на встрече с травницей раз в году? Самая новая сестра все еще остается в храме низшей по рангу, но решение вернуться, принятое на мосту Тодороки, и успешные роды двойняшек Яиои подняли ее статус во многих глазах. За ней признали право отказываться от лекарства Сузаку, ей разрешили трижды в день гулять по крепостной стене храма, и учитель Генму согласился с тем, что Богиня не выберет Орито для одаривания, если Орито будет молчать о подложных письмах. Цена соглашения высока: мелкие стычки с настоятельницей случаются каждый день, и Владыка-настоятель Эномото может отнять у нее все льготы… «Но это битва, — думает Орито, — за будущее».

Асагао появляется в двери:

— Итет уситель Сусаку.

Орито смотрит на Яиои, которая изо всех сил старается не заплакать.

— Спасибо, Асагао, — настоятельница Изу поднимается с легкостью девочки.

Садае поправляет узел платка, повязанного на деформированной голове.

С уходом настоятельницы разговор в комнате становится намного свободнее.

— Успокойся, — говорит Яиои вопящему Бинио. — У меня их две. На, обжора…

Бинио, наконец, находит материнский сосок и начинает сосать.

Экономка Сацуки разглядывает лицо Шинобу.

— Полный, счастливый животик.

— Тяжелые, плохо пахнущие пеленки, — говорит Орито. — Позволь мне, прежде чем она заснет.

— О — о, позволь мне, — экономка кладет Шинобу на спину. — Невелик труд.

Орито уступает женщине постарше право подготовить ребенка к печальному расставанию.

— Я принесу теплой воды.

— Подумать только, — удивляется Садае, — какими букашками были Дары всего лишь неделю тому назад!

— Мы должны благодарить сестру Аибагаву, — говорит Яиои, перекладывая сосущего Бинио, — что они столь быстро стали такими крепкими.

— Мы должны благодарить ее, — добавляет экономка Сацуки, — что они вообще родились.

Нежная, как цветок, ручонка десятидневного мальчика разжимается и сжимается.

— Это благодаря твоей выносливости, — Орито отвечает Яиои, смешивая горячую воду из котелка с холодной водой в горшке, — твоему молоку и твоей материнской любви. «Не говори о любви, — предупреждает она себя, — сегодня не говори». — Дети хотят рождаться, а акушерки только помогают им в этом.

— Ты думаешь, — спрашивает Садае, — «дарителем» двойняшек мог быть учитель Чимеи?

— Этот, — Яиои гладит голову Бинио, — недовольный толстяк, а Чимеи — сухой.

— Тогда учитель Сеирю, — шепчет экономка Сацуки. — Он превращается в короля — гоблина, когда выходит из себя.

В обычный день женщины улыбнулись бы.

— Глаза Шинобу — чан, — говорит Садае, — напоминают мне бедного аколита Джирицу.

— Мне кажется, они — его, — отвечает Яиои. — Он мне опять снился.