— Сейчас сделаем так, из второй эскадрильи полетят Турчанинов — Дегтярев, а из первой Саблин и…, — он задумался, рассматривая все еще сонного Шишкина.

— Товарищ командир, разрешите мне, — Пищалин вытянул руку вверх, словно был учеником на уроке. Под удивленно насмешливыми взглядами летчиков, он вмиг покраснел.

— И Пищалин, — закончил свою фразу комполка. — Ведущий группы… Саблин. Пора товарищу уже самостоятельно группу водить.

Виктор похолодел, водить в бой что-либо больше пары ему еще не доводилось, да и желания особо не было. Оставшееся до вылета время он посветил суматошной подготовке к полету.

Только уже взлетев и набрав высоту Виктор немного успокоился. Все-таки, в небе переживать особо некогда. В небе постоянно есть работа, вдобавок усугубленная тем, что думать нужно не только за себя, но и за всю группу. Пусть даже она состоит всего из четырех самолетов. Под крылом привычно мелькали выгоревшая от солнца земля, проплывали балки и поля. С воздуха казалось, что все внизу дышало спокойствием и тишиной. Однако это было далеко не так — над дорогами поднимался бесконечный шлейф серой пыли, это отступали наши войска, беженцы, эвакуировали скот и колхозное имущество. Сверху объем отступления был хорошо виден и ужасал своим размахом.

Вылет проходил нормально. Тройка бомбардировщиков «Пе-2 висела ниже Яков, на высоте в два с половиной километра. Пищалин исправно летел слева-сзади. Еще левее виднелась пара Турчанинова. Виктор вспомнил, как того корежило на предполетном инструктаже, и криво усмехнулся. Турчанинов видимо не рассчитывал, что старшим группы назначат именно Саблина и испытывал явный дискомфорт, что придется подчиняться младшему по званию.

„Интересно, что имел командир в виду, когда говорил, что мне пора водить группы, — в очередной раз подумал Виктор, — ведь у нас в полку ведущих пока хватает“. Однако весьма быстро стало не до размышлений, на горизонте показалась пара приближающихся точек.

— Спереди — слева два самолета, усилить внимание, — передал он по радио остальной группе и сразу увидел как „заплясал“ самолет Артема. Может из-за нервного напряжения, а может из-за слабой летной подготовки, но истребитель Пищалина вдруг начал проваливаться то вверх, то вниз и немного гулять по курсу. Пришлось его одернуть по радио, только тогда Артем снова начал лететь нормально.

Точки быстро увеличились в размерах и превратились в пару мессеров. Обнаружив большее количество советских истребителей мессершмитты в бой вступать не стали и отошли в сторону. Однообразный полет над желтой, выгоревшей степью продолжился.

Пара мессеров-охотников снова появилась слева, но теперь они были выше. Пешки также неторопливо ползли на север, до двух мессершмиттов им не было никакого дела. Впереди уже показалась лента реки, и бомбардировщики немного изменили курс, заходя на переправу. Этот мост являлся пуповиной, по которой снабжался вражеский плацдарм на нашем берегу реки. И эту пуповину нужно было срочно перерезать. Мессера тоже начали заходить в атаку на пару Турчанинова, пришлось отбивать. Немцы ушли вверх, но повторять атаку не стали, вися в стороне и выжидая удобный момент.

В небе, чуть ниже их курса появился рыжий дымовой шар, потом еще один и еще и вскоре они стали впереди стеной. Бомбардировщики невозмутимо нырнули в эту стену, и Виктору показалось, что они словно растворились в ней. Но нет, они показались снова, такие же, словно связанные невидимые нитями, невозмутимые и непоколебимые. Впереди и ниже темнела тонкая черточка моста — переправы через Дон и сейчас штурманы бомбардировщиков прилипли к окулярам, загоняя эту переправу в тонкое перекрестие нитей прицела. А значит, их пилоты должны четко выдержать точный курс и высоту, иначе весь этот вылет пойдет насмарку. Вот и ярились немецкие зенитчики, стараясь сбить, помешать, согнать с курса советские машины, раз за разом посылая в небо сталь и свинец.

Бомбардировщики отбомбились и сразу же ускорились, стремясь выйти из зоны действия зениток. Бомбы подняли огромные столбы воды, но лишь один из взрывов пришелся в мост. Хорошо, но мало. Виктор закусил губу, рассматривая вражескую переправу. Правый берег реки сплошь заставлен вражескими танками и машинами. Можно кидать не целясь, все равно не ошибешься. А мост… да тут столько людей, что поврежденный мост починят через час.

Зенитчики видимо решили перенести огонь на истребителей, поскольку совсем рядом пролетели красноватые шарики тридцатисемимиллиметровых снарядов. Виктор машинально дернул ручкой, меняя курс и привычно огляделся. Бомбардировщики так и летели внизу, пара Константинова занимала свое привычное место. Мессера болтались далеко сзади. Все было нормально, еще секунд двадцать и они выйдут из зоны работы зениток. Пищалин тоже был рядом, шуровал в своей кабине руками и ногами, удерживая место в строю. Поймав взгляд своего ведущего застенчиво улыбнулся.

В эту же секунду под его Яком пыхнула яркая вспышка, и тут же белой струей повалил дым, на крыле показались огоньки пламени. Они быстро расширялись, вот уже крыло загорелось, и белый дым обратился черным, похоронным.

— Артем, ты горишь, горишь, — закричал Виктор по радио, — ты не ранен?

Пищалин ответить не мог, у него на самолете не было передатчика, он только отрицательно замотал головой.

— Прыгай давай, прыгай, чего ты машешь, дурья твоя голова, — рискуя разорвать связки заорал Саблин, — сейчас баки взорвутся. Прыгай скорее.