— Нас уже запугивают.

— Знал бы, с кем связывается, не стал бы и пытаться.

— Из-за тебя.

Бентон не отвечает, но так оно и есть. Любой, кто мало-мальски знает моего мужа, понимает, что запугивать его бессмысленно. Я и сейчас ощущаю его стальную ауру. Я знаю, на что он способен в ответ на угрозу. В этом смысле у него много общего с Люси. Для них опасность — желанный вызов. Только Бентон хладнокровнее, расчетливее и сдержаннее.

— Эрика Донахью. — Я называю первое пришедшее на ум имя. — Она уже прислала своего шофера в аэропорт и, по-моему, не вполне понимает, сколь опасен работающий с ее сыном симпатичный психолог.

Бентон даже не улыбается.

— Не вижу смысла.

— Сколько человек знают, где мы сейчас находимся? — Настроение у моего мужа самое серьезное, и всякие попытки как-то ободрить его обречены на провал. Бдительность у Бентона особого калибра, и он скрывает ее намного лучше, чем Люси. — Или где нахожусь я. Сколько? Кто, кроме матери Джонни и ее шофера? Что еще натворил Джек?

Бентон добавляет газу и молчит.

— Ты же не думаешь, что у Джека есть причина запугивать меня?

Ответа нет. Мы едем молча. Внедорожник с противотуманными ксеноновыми фарами больше не появляется.

— Люси считает, что он стал сильно выпивать, — говорит наконец Бентон. — Но об этом ты лучше ее поспрашивай. И Марино. — В бесстрастном тоне слышится жесткая нотка презрения. Никаких других чувств к Филдингу у моего мужа не осталось.

— Но зачем Джеку лгать? Зачем на кого-то влиять? — Я возвращаюсь к прежней теме.

— На работу опаздывает, часто пропадает, и у него снова какие-то проблемы с кожей, — продолжает Бентон, оставляя мой вопрос без ответа. — Надеюсь, хотя бы на стероиды снова не подсел. В его-то возрасте…

Обычно я отвечаю, что экзема и алопеция обостряются у Джека под влиянием стресса, и с этим ничего не поделаешь. Его отношение к собственному телу — классический пример мегарексии и мускульной дисморфии и, вероятно, может быть объяснено сексуальным насилием, которому он подвергся в детском возрасте. Продолжать список было бы глупо, и я воздерживаюсь от комментариев. В кои-то веки. Посматриваю в зеркало, но ксеноновые фары больше не появляются.

— Зачем ему лгать именно в этом случае? — снова спрашиваю я. — Зачем воздействовать на чье-то мнение?

— А я вот не могу представить, как сделать так, чтобы ребенок, зная, что с ним делают, продолжал стоять спокойно. — Бентон имеет в виду Марка Бишопа. — Родители были дома и утверждают, что не слышали никаких криков. Вообще ничего не слышали. Все случилось как-то внезапно, вот только что мальчик играл во дворе, а в следующую минуту он уже лежит лицом вниз. Пытаюсь представить, как такое могло случиться, и не могу.

— Ладно, давай поговорим об этом, раз уж ты не отвечаешь на мои вопросы.

— Стараюсь воссоздать всю картину, и ничего не получается. Семья дома. Двор небольшой. Как возможно, чтобы никто ничего не увидел и не услышал?

Лицо у него хмурое. Мы проезжаем мимо «Лейнс энд геймс», боулинг-клуба, где частенько пропадает Марино. Его команда называется… да, «Беспощадные». Его новые друзья-приятели — полицейские и военные.

— Я думал, что повидал всякое, но вот эта реконструкция у меня не получается, — повторяет Бентон, потому что говорить о Филдинге начистоту он либо не может, либо не хочет.

— По меньшей мере один человек все видел и все слышал. — В отличие от Бентона я легко и даже детально воспроизвожу картину происшествия. — Этот кто-то сумел найти с мальчиком общий язык и, возможно, вовлек его во что-то. Может быть, Марк думал, что они играют.

— Незнакомый человек приходит к нему во двор и вовлекает мальчика в игру с пневмомолотком и гвоздями… — Бентон ненадолго задумывается. — Может быть. Хотя у чужака такое вряд ли получится. Не знаю. Я так давно с тобой не разговаривал.

— Он не был чужаком. По крайней мере, Марк не принимал его как такового. Думаю, это был человек, которому мальчик вполне доверял, даже если тот просил его о чем-то странном. — В своем предположении я основываюсь на том, что знаю о ранах. — На теле нет никаких указаний на то, что Марк боялся, паниковал или пытался бежать. Скорее он был знаком с убийцей и не боялся его. Мне тоже не хватало тебя, но теперь-то я здесь, а ты со мной не разговариваешь.

— Разговариваю.

— В один прекрасный день я подсыплю тебе пентотал натрия и узнаю все, о чем ты мне не рассказал.