Что тут сказать? Прежде всего, Л. Шер совершенно не владеет темой, по которой пытается рассуждать. Этим грешат практически все трубадуры саблинского мятежа. А потому перо бойкого журналиста лихо превращает «Сторожевой» в крейсер. Особо радует автора то, что при обыске у Саблина были найдены цитаты американского писателя. Это своеобразный сигнал, что Саблин был для Шера свой! Он не просто мечтал о ростках демократии, пусть пока не открыто про американских, а анархистско-коммунистических, но западных авторов почитал и мысли их тщательно записывал, а значит, ценил и принимал! Совсем уж идиотски выглядят стенания Л. Шера о переселении вдовы расстрелянного замполита из гарнизона Балтийск в большой областной центр Калининград. В чем тут прегрешение власти? Да и отец Саблина умер, думается, не из-за смерти сына, а из-за того позора, который ему пришлось пережить на склоне лет.

Ну а утверждение автора, что Саблин боролся с «лживой коммунистической начинкой», выглядит весьма странно. Ведь никто иной, а именно Саблин пытался доказать, что пора заканчивать с социализмом и ударными темпами совершать коммунистические преобразования, не считаясь ни с политическими, ни с экономическими реалиями.

Впрочем, возможно, Л. Шер не так уж и неправ в своих рассуждениях. История показала, что запевалы коммунизма и глашатаи перестроек первыми перековывались в буржуазных политиков и олигархов. А потому при всей своей псевдореволюционности Саблин объективно был и изменником Родины, и врагом не только СССР, но и столь обожаемой им коммунистической идеи. А вот внимание «демократического мира» и любовь наших либералов он заслужил.

Еще одна цитата Л. Шера: «После панического доклада командующего Балтийским флотом об “угоне капитаном Саблиным советского корабля в Швецию” министр обороны сразу же сообщил об этом небывалом инциденте верховному главнокомандующему Леониду Брежневу. Генсек приказал поднять в воздух самолеты и нанести бомбовые удары по “дезертирующему” кораблю, что и было исполнено. “Сторожевой” был вынужден остановиться, Саблина и его единомышленников арестовали и отправили в Лефортовскую тюрьму, чтобы после этого инсценировать “справедливый” суд над “изменниками Родины”. Тогда по Москве и другим крупным городам страны поползли, было, слухи о восстании моряков, но дальше “кухонных разговоров” дело, как обычно, не пошло. Боялись говорить и о книге Д. Оберга “Раскапывая советские катастрофы”, в которой также упоминалось о бунте на “Сторожевом”...

А вот капитан третьего ранга Валерий Саблин не испугался. Однокурсники из Военно-политической академии не зря называли его “совестью курса”. Свою чистую совесть этот русский офицер ценил больше жизни. Именно она продиктовала ему, тогда еще юному лейтенанту, члену КПСС, письмо генсеку Хрущеву, в котором Саблин изложил “крамольные” по тем временам мысли по поводу чистоты партийных рядов. Именно она побудила политрука Саблина сплотить вокруг себя единомышленников и направить “Сторожевой” в сторону одного из балтийских портов (а не угонять его в Швецию, как впоследствии заявило командование), чтобы затем потребовать от ЦК объявить “Сторожевой” независимой территорией и дать возможность восставшим выступить по телевидению с разъяснением своих взглядов.

Знал ли Валерий о том, что ждет его в случае неудачи? Несомненно. Ему, как политработнику, наверняка была известна трагическая судьба восстававших в Грозном, Темиртау и Новочеркасске. Конечно, знал он и о репрессиях в отношении тех, кто осудил ввод советских войск в Венгрию и Чехословакию. Но “девять граммов в сердце” этого мужественного человека не испугали: Саблин наивно полагал, что слух о его выступлении сможет всколыхнуть весь советский народ. Однако народ безмолвствовал. Лишь зарубежная пресса сравнила “саблинский бунт” с восстанием под руководством лейтенанта Шмидта.

Он был романтиком, этот честный и искренний человек. Этаким советским Дон Кихотом. Очевидно, лишь в тюрьме Валерий окончательно осознал бесперспективность своего выступления. На рисунках, сделанных им во время заключения, — рыцарь из Ламанчи, в одиночку пытающийся сражаться с огромными ветряными мельницами. Совершил ли капитан Саблин воинское преступление? Строго говоря, да: по законам большинства стран мира нарушение воинской присяги именно так и характеризуется. Однако мужество этого человека, осознававшего всю тяжесть последствий и тем не менее решившего выступить против репрессивного режима, не может не вызывать уважения и восхищения. Что же касается “раскаяния” и “признания своих ошибок”, о чем упоминалось в материалах суда, то в это верится мало. Уж слишком хорошо сегодня известно, какими методами добывались подобные “признания”. Но даже если Саблин и попросил сохранить ему жизнь, кто осмелится поставить ему это в вину? Как точно заметил известный писатель, умение жить за идею важнее, чем смерть за нее.

Когда на экраны вышел фильм “Русская трагедия”, общественность, наконец-то узнавшая правду о судьбе капитана Саблина, была шокирована. Несмотря на то что за реабилитацию мятежного офицера выступил ряд общественных организаций и государственных деятелей, суд снял с Саблина клеймо изменника только с третьей попытки, в 1994 г., изменив квалификацию преступления на такую, которая “тянула” на 10 лет тюремного заключения. Этим пока благодарность потомков и ограничилась...

Если же когда-либо мятежному капитану поставят памятник, то на нем, пожалуй, должны быть высечены слова еще одного мятежника духа, Джека Лондона: “Исполненный долг — оправдание жизни”».

В этом опусе многое вызывает удивление. Во-первых, откуда немецкому журналисту знать, как Саблина называли его однокурсники по академии. Он что, с ними лично общался? Если да, то почему не назвал конкретного имени? Ведь 2006 год это совсем не 1937-й, и даже не 1975-й? Смешны рассуждения Шера о наивности Саблина. Весь ход подготовки к мятежу, как и сам мятеж, демонстрируют как раз обратное, Саблин не был наивным романтиком и Дон Кихотом (которого он старательно изображал в письмах для потомков), а холодным и расчетливым провокатором. Впрочем, даже немецкий журналист вынужден признать, что Саблин совершил преступление, которое он всячески пытается оправдать. Интересно, если бы немецкий офицер угнал немецкий боевой корабль, что бы тогда писал о нем немецкий журналист? Особо следует отметить идею Шера о памятнике Саблину и даже о надписи на этом памятнике. Надо же, свои демократы о памятнике почему-то не додумались, и им пришлось подсказывать из Германии!