Дора. Не хочу, чтобы меня гипнотизировали.

Фрейд(с притворным удивлением). Однажды вы же сами этого требовали.

Дора резко вскакивает и пытается уйти. Фрейд останавливает ее.

Дора. Кажется, гипноз ведет к сумасшествию и вызывает головные боли, и потом, когда спишь, болтаешь невесть что.

Фрейд. Да нет же! Совсем не невесть что. (Ведет ее к дивану.) Вам прекрасно известно, что я хочу вас вылечить.

Дора. Я ведь совсем ничего не знаю. Для вас я только игрушка и, как жалкая лягушка, служу для ваших опытов. (Она позволяет усадить себя на диван.) Я неважно себя чувствую. Мы начнем в следующий раз.

Фрейд склоняется над ней. Он не сильно нажимает ей на плечи, чтобы заставить лечь. Она смотрит на него одновременно с вызыва­ющим и опасливым видом.

Дора. Неужели вам доставит это удовольствие? (Она мол­ча улыбается. С какой-то жалобной покорностью.) Ну ладно, берите вашу жалкую лягушку, вырежьте ей мозг, если это может послужить науке.

Она уступает силе его рук и вытягивается на диване.

Квартира Фрейдов. Столовая.

Входит Марта.

Горничная накрывает на стол.

Марта. Поставь три прибора, Минна, доктор Флисс обедает с нами.

Минна.Слушаюсь, мадам.

Марта. Доктор по-прежнему в кабинете?

Минна. Да, мадам.

Марта. С мадемуазель Дорой?

Горничная утвердительно кивает.

Марта. Что-то слишком долго.

Вдруг Марта замечает на стене гравюру, на которой изображены Гамилькар и Ганнибал.

Марта. Ой! Смотри-ка! (Служанка, которая склонилась над ящиком шкафа, поднимает голову.) Гравюра. Ее не было здесь. Кто ее повесил?

Минна (она смотрит на гравюру, не. понимая возбуж­денности хозяйки). Господин доктор. Сразу после завтрака он просил меня принести скамеечку.

Марта в негодовании рассматривает гравюру.

Раскаты смеха за кадром.

Кондитерская.

Приказчики (трое молодых людей за прилавками, уставленными вазами с конфетами) хохочут до слез.

Один из них корчится от смеха, другой бьет себя по ляжкам. В их жестах как таковых не было бы ничего необычного, если бы, к примеру, приказчики находились в собрании молодых людей и смея­лись над кем-нибудь из своих товарищей.

Голос Доры за кадром (перекрывая смех). Я же говорю вам, что они смеялись. Вот и все.

За всей этой сценой наблюдает невидимый человек довольно высо­кого роста (Доре – пятнадцать лет).

Фрейд. Каким был смех? Веселым? Оскорбительным?

Молодые приказчики продолжают хохотать, но мы их больше не слышим. И снова все здесь может и должно выглядеть естественно; они успокоились – и конец.

Дора. Хуже. Он меня испугал.

За кадром слышится странный, несколько прерывистый, почти глупо­ватый, с едва улавливаемой дрожью смех одного человека.

Голос Фрейда за кадром (спрашивает о смехе). Он вызывал страх или стыд?

Дора (голос за кадром). И то и другое.

Фрейд. Почему вас испугал этот смех? Смех ведь совсем не страшен.

Дора. Тот был страшен.

Неожиданно прилавки становятся очень высокими, словно они увиде­ны глазами какого-нибудь малыша (карлика или ребенка). Приказчи­ки исчезли.

Камера (словно встревоженный взгляд) поворачивается к двери (она тоже показана совсем снизу), и это движение позволяет нам увидеть, как изменился вид лавчонки. Это кондитерская, но она гораздо мень­ше, темнее и беднее.

Взгляд камеры фиксируется на том месте, откуда доносится смех. Между двумя большими вазами с конфетами появляется голова ста­рика (лысого, с седыми усами): это он смеялся. Он хочет успокоиться. На его губах играет улыбка, он пытается выглядеть добрым. Но его застывшие и маниакальные глаза – они смотрят прямо в камеру – придают ему тревожный, болезненный и почти злобный вид.