По сравнению с Орци они с Гимеши были маленькими и худосочными, особенно Миши. Он знал, что очень худ, кожа у него желтая, брови черные, голос грубый и рот большой, с крупными зубами. Миши даже смеяться не смел, так как зубы у него были желтоватые; у Гимеши зубы были тонкие и длинные, а Орци — словно жемчуг. Говорили, что он каждый день их чистит, но Миши не мог себе представить, как можно чистить зубы. С водой и мылом? Да ведь это же отвратительно.

— Орци возомнил о себе… — сказал Миши.

— Что?

Ему хотелось сказать об Орци что-нибудь плохое, потому что тот за свое сочинение получил альбом. Но зачем говорить о нем плохо? Ведь Орци всегда хорошо к нему относился, более того, Миши чувствовал, что Орци понимает, что незаслуженно считается первым учеником, и поэтому такой предупредительный. Миши не понимал, почему он настроен против Орци. Просто ему хотелось быть лучше во всем: чтобы и костюм, и комната, и книги — все было лучше и чтобы у него тоже были «куницы» — сероглазые и белокурые сестры…

— У Орци было много противных девчонок, — вдруг сказал Миши, боясь, что Гимеши угадает правду.

— Да что ты? — удивился Гимеши, и кисточка замерла в его руке. — Девчонки? Такие же, как мы, нашего возраста?

— Да.

— Много?

— Много-много.

— Сколько? Тридцать?

Оба громко расхохотались.

— Нет, пожалуй, не тридцать, но все равно много.

— Вот это да! — воскликнул Гимеши.

— Но я ушел.

— Ушел?

— Да.

— Когда пришли девчонки?

— Да.

— Ну и дурень!

Миши рассмеялся:

— А ты б не ушел?

— Еще чего, сбесился я, что ли?

Гимеши всегда находил, что ответить.

— А что бы ты сделал?

Гимеши снова оторвался от рисования и, глядя Миши прямо в глаза, засмеялся. Кто знает, о чем он думал, когда смеялся.

— Я наподдал бы им хорошенько!

— Головой?

— Да головой!

Миши захохотал.

Гимеши выскочил из-за стола и, обежав комнату, как делал это в классе, низко опустил голову и с разбегу боднул Миши головой.

Миши, смеясь, повалился на пол.

Гимеши наклонился над ним и стал его тормошить.

— Ах так, ты еще смеешься?.. — приговаривал Гимеши и мял его, как тесто.

Миши громко хохотал и не сопротивлялся, так как совершенно ослаб от смеха.

И тут вошла бабушка.

— Что здесь происходит? Чем это вы занимаетесь?

Гимеши оставил Миши и побежал снова рисовать.

Нилаш смущенно поднялся с пола.

— Не люблю я такие игры! — строго сказала бабушка. — Мой внук никогда так не играет!

Гимеши опустил голову. Нилаш побледнел и медленно залился краской — похоже, что бабушка считает, будто это Миши плохо влияет на ее внука.

Бабушка была сердита и стала раздраженно прибирать комнату.

— И больше чтобы я этого не видела!.. — сказала она. — Понятно?

Гимеши уткнулся в чашечку с краской, щеки его слегка покраснели.

Нилаш сидел совершенно пунцовый и дрожал от обиды.

— Приличные мальчики так не поступают, — еще более строгим тоном произнесла бабушка, — благовоспитанные мальчики в гостях себя так не ведут.

Гимеши удивленно взглянул на бабушку и решительно заявил:

— Да ведь я его толкнул.

— Тем хуже! Стыдись! Сколько раз тебе объяснять! Ты ведь уже не маленький, и пора бы знать, к чему обязывает твое происхождение. Баловство к хорошему не приведет. Или ты хочешь стать таким же висельником, как этот самый?.. Подумать только!..

И с этими словами старушка, лицо которой было невообразимо морщинистым и желтым от старости, а большой нос весь усеян черными точками, удалилась из комнаты.

Некоторое время мальчики молчали. Миши был очень обижен. В конце концов он этого не заслужил… Из-за какого-то пустяка… Гимеши раздраженно буркнул, рисуя попугая:

— От старости уже мозги высохли, нечего ее слушать!

Это еще больше испугало Миши. У него тоже была бабушка, но он никогда бы себе не позволил так о ней говорить… Что бы его дорогая бабушка ни сказала, пусть даже она была неправа, для него это было свято и он все равно не посмел бы ей прекословить.