Поэтому мандаты являлись продолжением империализма, но другими способами. Однако это более смягченный, «извиняющийся» и сладкоречивый тип империализма, разбавленный идеалами Вильсона и Ленина. Как писал сэр Марк Сайке (прославившийся соглашением Сайке— Пико) в 1918 г., «имперская аннексия, военный триумф, престиж, бремя белого человека вычеркнуты из популярного политического словаря» [1858] .

Однако арабы иначе представляли эвфемизм, переводя слово «мандат» как «суверенная власть». От Средиземного моря до Персидского залива они негодовали и выступали против чужеземного вторжения. Таким образом Франция получила мандат над Сирией, вытеснив Фейсала, которого ранее провозгласили королем, и столкнулась с продолжительным восстанием. Великобритания теперь правила более чем над половиной мусульман мира. Она получила мандаты над Палестиной и Месопотамией, где оправданное ощущение предательства тоже привело к проблемам. Арабы особенно сопротивлялись европейскому господству после Первой Мировой войны. Гертруда Белл, бесстрашная путешественница по пустыне, которая работала на британский верховный комиссариат в Багдаде, отмечала: Запад потерял все доверие среди иракцев. Они естественно выступали против цивилизации, которая, как она говорила, ушла назад в варварство во время конфликта — «конец Римской империи является очень близкой исторической параллелью» [1859] .

Хотя иногда в конце войны британцев одолевали сомнения, и они разделялись во мнениях, имелись основания чувствовать уверенность. «Мы — победители, — объявил король Георг V, — мы наверху» [1860] .

Керзон выразил те же чувства более торжественно. Опуская занавес в одной из самых колоссальных и значимых драм в истории и провозглашая восход золотого века, он объявил: «"Юнион Джек" никогда еще не реял над более мощной и объединенной империей… Никогда еще наш голос так много не значил в советах наций или в определении будущих судеб человечества» [1861] .

Как решили британцы на месте, судьба дельты Тигра и Евфрата будет похожа на судьбу дельты Нила. Месопотамия станет скрытым протекторатом с дополнительным преимуществом — там, судя по всему, нет необходимости разделать, чтобы властвовать. Три миллиона жителей Ирака, если называть страну арабским националистическим названием, едва ли можно считать нацией. Это путаница племен [1862] , множество различных владений шейхов.

Ирак имел «пористые» границы, дороги были или пыльными, или грязными, а социальная структура — такой запутанной, что британцы восстановили ее по собственному образу. Просто городских эфенди посчитали коррумпированной аристократией, шейхов — верными джентри, а представителей племен и феллахов — крепкими фермерами.

Половина мусульман были суннитами, сохранявшими верность Мекке, вторая половина — шиитами, которые смотрели в сторону Персии. 700 000 курдов жили на гористом севере. Это яростный индоевропейский народ, носящий мешковатую одежду, цветные болеро и нагрудные патронташи. Они сопротивлялись всем попыткам ассимиляции.

Разнообразие усиливали другие сообщества — евреи и ассирийцы, сабеи, чьей религиозной обязанностью было жить рядом с бегущей водой, зелиды, которые поклоняются Сатане…

Один английский путешественник оценил космополитскую путаницу через разнообразие головных уборов: «Фески, пробковые шлемы, тюрбаны, соломенные шляпы, ермолки, тюбетейки, арабские платки, опоясанные жгутом, удлиненные фетровые подобия деревянного ящика для угля, которые носили курды, цилиндры без полей «бахтиар», черные каракулевые шапки севера» [1863] . Но под этим разнообразием головных уборов иракские умы концентрировались на образе и факте того, что их контролируют неверные.

Исполняющий обязанности гражданского комиссара в Багдаде сэр Арнольд Уилсон решил вставить страну в «стальные рамки» британского чиновничества и бюрократизма [1864] . Его авторитет поддерживался мошенническим «плебисцитом», а власть проявлялась в регулярном сборе налогов. Этот режим становился все более диктаторским» [1865] .

Привыкший к турецкой гибкости и воспламененный сирийскими призывами «объединения ислама и прав арабской расы» [1866] , Ирак восстал. К лету 1920 г. племенная кавалерия, размахивая флагами, что означало джихад, громила большую часть хозяйств. Самому Багдаду угрожали, он укрепил свою цитадель. Уилсон, который перелетал с места на места, пытаясь проводить бомбардировки, а заодно и британские чиновники сделали вывод: восстание вызвано «новым вином» национализма, бродящим в «старых мехах» империализма [1867] . По сути оно стало результатом попытки создать унитарное государство из таких различных элементов, что их можно соединить вместе только при помощи силы.

Шокированный взрывом ярости генерал сэр Аймлер Холдейн призвал подкрепление и побуждал своих солдат «быть такими же грубыми, как терка для мускатных орехов». Они жгли деревни, уничтожали посевы, резали скот, убили девять тысяч человек и без суда казнили зачинщиков. В течение трех месяцев Холдейн подавил восстание. Он разоружил десятки тысяч воинов племен, заставив их, как он выразился, «пройти под Кадине-Форкс» [1868] . [Ссылка на битву за узкий проход в южных Апеннинах, т.е. пройти по узкому ущелью под нависающими скалами. — Прим. перев.]

Поскольку унижение, судя по всему, должно было вызвать озлобление и негодование и усилить националистические чувства еще больше, британское правительство стало выступать за сотрудничество. Уилсона сменили на сэра Перси Кокса — человека с продолговатым лицом, известного способностью молчать на дюжине языков [1869] . Арабы называли его «Коккус», а соотечественники считали «политиком, имеющим талант справляться с неверными и буйными африканскими варварами» [1870] .

Задачей Кокса было трансформировать «фасад существующей администрации с британского на арабский» [1871] . Он сделал это, учредив новый Государственный совет и заменив сотни имперских функционеров на иракских. По приказу Уинстона Черчилля, который, будучи министром по делам колоний, слушал советы Лоуренса, Кокс тоже смог «обеспечить ранний выбор» Фейсала королем Ирака в 1921 г. [1872] В теории это был народный монарх, провозглашенный на референдуме, где получил 96 процентов голосов. Но на самом деле Фейсал оказался марионеткой, навязанным стране и выбранным в результате подтасовки результатов голосования в диктаторских масштабах.