Во времена Герберта Сэмюэля город оставался средневековой мозаикой башен, куполов, минаретов, бельведеров и парапетных стенок с бойницами. Но глубокие геологические слои, наложение храма на синагогу и мечети на церковь, рассказывали свою собственную историю. Город был притчей в камне. Арабы убедились, что евреи намерены воссоздать Храм Соломона на развалинах «Купола скалы». И, как провозгласил главный раввин ашкеназских евреев в 1928 г., «святилище навсегда священно для Израиля и должно вернуться Израилю, а Храм отстроят заново — великий и великолепный, как и обещал пророк Иезекииль» [2640] . После того, как Ковчег Завета вернется на алтарь, он сотрет отпечаток ступни Мохаммеда…

До подъема Гитлера арабы и евреи в Святой Земле в целом сдерживали огонь. Иммиграция шла лишь тонким ручейком, и в конце 1920-х гг. уезжало больше евреев, чем приезжало. Ни одно сообщество не было объединенным. Многие евреи, как светские, так и религиозные, выступали против сионизма. Борьба внутри сельских кланов и городских фракций мешала развитию арабского национализма.

Британцы относились к Палестине, как колонии, и управляли ею при помощи маленького гарнизона. У армии не имелось артиллерии, чтобы провести салют в день памяти погибших в Первую Мировую войну 11 ноября 1925 г., и они позаимствовали древнюю пушку, из которой исламские власти стреляли, чтобы дать сигнал к началу Рамадана. Верховные комиссары торжественно и пышно председательствовали надо всем происходящим. Вначале они жили в «замке» в вагнеровском стиле [2641] на Масличной горе, а в дальнейшем — в специально построенном Доме правительства с квадратными башнями. Там имелся танцевальный зал и музыкальная галерея, располагалось все это в том месте, где раньше проходил синедрион. Как и обычно, британцы держались сами по себе и преследовали собственные цели. Они устраивали пирушки и междусобойчики в эксклюзивном спортивном клубе Иерусалима.

Британцы охотились на шакалов, устраивали пикники в Галилее, где воздух был прозрачным и чистым, а земля покрыта дикими цветами — анемонами, нарциссами, цикламенами, златоцветником. Рядом с Мертвым морем, с поднимающимся за ним, будто латунная стена, Моавом они играли на очень соленом, песчаном поле с девятью лунками гольф-клуба «Содом и Гоморра», ежегодно соревнуясь за главный приз — мраморную статуэтку, известную под названием «Жена Лота».

Колонизаторы поддерживали мир и подавляли беспорядки. (Самые кровавые случились из-за спора по поводу Западной стены («Стены Плача») в 1929 г.) Они занимались вопросами правосудия, здравоохранения и образования, развивали сельское хозяйство, помогая евреям сделать пустыню «цветущей, как роза» [2642] . Британцы также помогали арабам, которые все еще собирали урожай при помощи серпа и использовали ослов для растаптывания зерна. Их вдохновил Нью-Дели Лутьенса, планировалось даже построить свой собственный Нью-Иерусалим. Но если британцы делали Палестину «чище, богаче и скучнее», они не делали ее счастливее, как сказал сэр Рональд Сторрс, губернатор Иерусалима и Иудеи: «Вы увеличили урожай, но не умножили радость, и это моя эпитафия Британской империи» [2643] .

Сменяющие друг друга губернаторы колонии не смогли добиться политического сотрудничества между евреями и арабами, у которых имелись параллельные администрации. Еврейское агентство консолидировалось в стратегических областях, особенно — на прибрежной равнине и в Галилее, где евреи покупали землю (которую отсутствующие владельцы продавали, даже хотя при этом изгонялись тысячи арабских арендаторов). Вейцман управлял Еврейским агентством издалека и делал это мастерски и виртуозно, но даже и он мог вести себя провокационно. Например, он написал, что «единственным рациональным ответом» на разногласия по поводу Стены Плача будет «пустить евреев потоком в Палестину» [2644] .

Верховный мусульманский совет возглавлял Хаджи Амин аль-Хуссейни, назначенный Сэмюэлем муфтием Иерусалима. Совет являлся главнейшим религиозным и законодательным учреждением. Муфтий был спокойным человеком, говорил тихим и мягким голосом, у него была рыжая борода, носил он черные одежды и белый тюрбан поверх малиновой фески.

Муфтий обладал редким даром неподвижности. Но его бесстрастный и достойный внешний вид скрывал горячее стремление удержать мусульманское большинство в Палестине. Амин считал, что Декларация Бальфура возникла благодаря козням и махинациям евреев с британцами, и напомнил одному верховному комиссару, что козни и махинации евреев с римлянами привели к убийству Христа. Сам аль-Хуссейни не был подлым интриганом, но пытался уничтожить еврейский национальный дом, вначале заключив договор с британцами, а потом принимая воинственных мусульман. Изначально он избегал любых советов или конгрессов, которые могли бы дать законность еврейскому присутствию. В начале 1930-х гг. ему пришлось пойти на компромисс и обсуждать условия. Он понял, что арабы будут доминировать в избранном собрании количественно. Именно поэтому Вейцман и его союзники отвергли предложения по формированию такого органа.

По всему миру евреи сталкивались с враждебностью большинства в странах, где жили. Главная цель сионизма состояла в том, чтобы евреи в Палестине «по крайне мере, прекратили вести жизнь меньшинства» [2645] .

* * *

К этой цели предстояло прийти после самой жуткой трагедии в истории еврейского народа. Пока антисемитизм становился более яростным в Германии, Польше и других странах Восточной Европы в годы перед холокостом, гораздо большее число его жертв пыталось добраться до земли обетованной. После мятежей 1929 г. британцы предприняли дальнейшие усилия по ограничению иммиграции евреев и приобретению ими земли. Но эти усилия прекратились из-за протестов сионистов в Лондоне, сочувствия Лейбористской партии евреям и мнения Министерства иностранных дел о том, что отречение от Декларации Бальфура повредит престижу империи. Поэтому между 1933 и 1936 гг. 166 000 евреев прибыли в Палестину. Теперь евреи составляли более четверти населения. Соответственно усилилось напряжение. Один английский археолог заметил симптомы во время показа фильма «Бен-Гур» в Иерихоне. «Конечно под «римлянами» все подразумевали англичан», — написал он. Когда римский офицер Мессала сказал Бен-Гуру, что тот — «распускающий нюни подлый и трусливый еврей», чью расу всегда будут топтать в грязи, арабы среди зрителей закричали и затопали ногами от радости и восторга. В свою очередь евреи «издали громкий, подстрекательский и бунтарский радостный клич» после ответа Бен-Гура: «Мой приведенный в отчаяние народ раньше свергал и других преследователей. Будьте уверены, придет тот день, когда он поднимется и стряхнет с себя римское ярмо» [2646] .

Те, кто теперь сидели на месте Понтия Пилата, столкнулись с ужасающей дилеммой. Не пускать евреев означило обречь их на преследования, если не на уничтожение. За несколько лет до того, как начать окончательное решение, сам Адольф Эйхман сказал одному известному английскому еврею: «Сионизм — единственное рациональное решение еврейского вопроса» [2647] . Пускать евреев означало угрожать существованию арабского сообщества, вызвать антагонизм всего мусульманского мира. Как писал Джордж Энтони, для арабов стоял вопрос о самосохранении [2648] . Такой же вопрос стоял и перед евреями, которым отказали в убежище в Великобритании, Америке и других местах. В 1936 г. их приток в Палестину выкристаллизовал арабское сопротивление. Оно приняло форму атак и на британцев, так и евреев. Усилились и множились арабские забастовки, бойкоты, мятежи, наемные убийства и бомбометания. На них отвечали коллективным наказанием и актами контртеррора, которые усилили ненависть к правительству.

Британцы взорвали большую часть старой Яффы в попытке избавиться от партизан, они добавили оскорбление к разрушению, заявив, что оно является частью программы городского планирования. Святую Землю охватила злобная и ужасная борьба, конституционное соглашение стало невозможным. «Мы и они хотим одного и того же, — сказал Давид Бен-Гурион. — Мы и они хотим Палестину. И это фундаментальный конфликт» [2649] . В результате, как заметил один чиновник, на одной квадратной миле Палестины было больше ненависти, чем в любой другой стране на Земле. Один арабский демагог, «заглядывающий в помойные ямы истории» [2650] , даже продемонстрировал британское варварство, помянув тасманский геноцид. Христиане сравнивали атмосферу в Иерусалиме с той, которой царила во время распятия Христа.