— Я приготовила тебе ночную рубашку, а полотенца в ванной. Надеюсь, тебе будет комфортно.

— Здесь просто чудесно, — сказала Клер. Она подошла к кровати и погладила мягкое покрывало изысканной ручной работы в скандинавских традициях — в сине-зеленых, серых и кремовых тонах. — Напоминает мне мой дом в Род-Айленде.

Даника улыбнулась:

— Так ты американка? — Она подошла к высокому гардеробу и открыла дверцу. — Никогда бы не догадалась, ты говоришь без акцента, как урожденная немка.

— Я давно живу в Европе. В юности приехала учиться музыке. — Клер помогла Данике вытащить из гардероба две подушки и свернутое шерстяное одеяло. — Я была тогда идеалисткой, как большинство молодых людей, и разрывалась между любовью к музыке и желанием совершить в жизни нечто значительное, ну, например спасти мир.

— Сомневаюсь, что мир можно спасти, — серьезно сказала Данника, посмотрев на Клер большими голубыми глазами. — Повсюду столько зла и несчастий. Гибнут лучшие, чья вина лишь в том, что они выполняют свой долг и верно служат на благо других.

Клер кивнула:

— Мои родители были такими людьми. Мама покинула благополучный дом в Новой Англии и уехала в одну из маленьких африканских стран, чтобы помогать с поставками чистой воды и медикаментов. Там она встретила моего будущего отца — молодого доктора из Зимбабве. Они влюбились друг в друга практически с первого взгляда, но в то время белой женщине и черно-кожему мужчине из Африки заключить брак было весьма сложно. Когда мама забеременела, ей пришлось вернуться в Штаты, где я и родилась. А отец остался в Африке, он продолжал работать и ждал, когда мы к нему к вернемся. Через несколько месяцев там начались беспорядки. Мама не могла смириться с тем, что деревня, которую они постепенно, прилагая массу сил, строили, будет разрушена. Она уехала в Африку, а через месяц оба погибли. Их расстреляли повстанцы.

— Боже мой, Клер. — Даника обняла ее. — Какое горе. Мне так жаль.

Уже давно Клер не вспоминала о гибели родителей, Которых знала только по фотографиям и рассказам бабушки с дедушкой, воспитавших ее — сироту, непохожую на других детей, но по праву рождения принадлежавшую к элите Ньюпорта. Сейчас никого из ее родственников уже не было в живых. Их дом в Ныопорте оставался в ее собственности, за ним и участком присматривали, но сама Клер не была там почти двадцать лет. И вдруг она почувствовала ностальгию, ей захотелось оказаться дома. По-настоящему дома.

Даника разжала объятия и отпустила ее, переводя разговор на более легкую тему:

— Так какой же путь в жизни ты выбрала? Музыку?

— Фактически никакой, — призналась Клер. — Не успела я приехать в Германию, как столкнулась с представителем Рода. Он был очень молод, можно сказать, подросток. Поздно вечером после концерта я возвращалась домой одна. Вначале я подумала, что он хочет отнять у меня сумку, но оказалось, ему нужно совсем другое. Он не успел укусить меня, его остановил неожиданно появившийся другой представитель Рода.

— Андреас? — улыбнулась Даника.

Клер покачала головой:

— Нет, не Андреас… Спасший меня был влиятельным лицом в Гамбурге, хотя я тогда этого не знала. Его привлек запах моей крови, — когда подросток швырнул меня на землю, я упала и разбила колени. Он сразу понял, что я Подруга по Крови, поэтому спас и взял под свою защиту. С Андреасом я познакомилась позже.

Невероятно, но они с Андреасом, как и ее родители, влюбились друг в друга с первого взгляда. Тридцать лет она пыталась его забыть, пыталась убедить себя, что любовь прошла.

— Такая долгая разлука. Я знаю, как это мучительно — всем сердцем рваться к тому, что недостижимо, — задумчиво и печально произнесла Даника.

Клер удивленно посмотрела на нее:

— Что?.. Откуда ты знаешь…

Даника тяжело вздохнула.

— Прости, я не хотела читать твои мысли. — Она потерла пальцами виски. — Таков мой дар. Я не люблю читать чужие мысли и — признаюсь честно — ненавижу это умение. К сожалению, после гибели Конлана я не могу им должным образом управлять. Я не выбрала себе новую пару и не хочу этого делать, поэтому мой талант, не подпитанный кровью Рода, включается и выключается, когда ему заблагорассудится. Прости, Клер. С моей стороны это бестактно.

— Нет, все в порядке.

— Не знаю, возможно, это тебя как-то успокоит, но ты не одинока в своих страданиях. Андреас переживает нечто подобное. Он, как и ты, сожалеет об этой долгой разлуке. — Даника нежно улыбнулась. — Его мысли, так же как и твои, открыты мне. Помимо ярости, его мучает та же боль, что и тебя.

Клер смотрела на нее, от растерянности не в силах говорить.

— Жизнь прекрасна и бесценна, — продолжала Даника. — И очень коротка для таких, как мы. Мои четыреста два года с Конланом кажутся мне лишь мгновением. Нам никогда не дается второй шанс — ни в жизни, ни в любви. Если бы мне даровали хотя бы еще одну минуту с Конланом, я бы ни секунды не потратила на сожаление. Дай понять Андреасу, что ты действительно чувствуешь.