— Это плохо. От магии мёртвых лучше держаться подальше, — Хедвика не разделяла радость своего друга. В её взгляде легко читалось неодобрение.

— Мне не нужна рука славы, — на одном дыхании открестился я.

Если она так нравится Андрею, пусть оставляет себе!

Книги, смиренно ожидавшие своей участи, зашевелились. Одна за другой они взлетали в воздух, да так ловко, словно и были созданы для полётов. Очень быстро комната наполнялась парящими изданиями с шуршащими, как крылья насекомых, страницами. Чем больше в воздухе появлялось книг, тем менее грациозными они становились. Они суетливо кружились и сталкивались друг с другом.

— Андрей! — взвизгнула Хедвика, когда на неё упали две брошюры.

Я бесцеремонно сбросил на пол солидный том в потрёпанной обложке. Такой, если на голову свалится, за кирпич сойдёт.

— И всё-таки она настоящая, — Андрей был вне себя от восторга. — Наверное, ваш родственник, знал, что повешенный был левшой. Может, они даже были знакомы.

Из-за этого жуткого заявления я на секунду потерял бдительность и получил от книг поочерёдно два удара, в живот и в плечо. Я уже приготовился к новой атаке, но неуклюжим танцам книг пришёл конец.

Вот теперь в комнате воцарился настоящий хаос. В прежнем бардаке было хотя бы что-то вроде тайного смысла.

По-прежнему тихонько мерцали пять огоньков. Андрей рассматривал их с нескрываемым интересом.

— Полезная штука. Вам очень повезло с наследством.

— Устроить беспорядок большого ума не надо, — проворчал я.

— Ну зачем вы так? Уверен, вы забудете о скепсисе, когда узнаете все возможности…

— Я всё равно не буду этим пользоваться.

Пламя погасло, и пальцы вновь согнулись.

— Не могу понять. То ли вы боитесь, то ли вы упрямитесь, — сказал Андрей, заворачивая руку славы в чёрную ткань. — На вашем месте многие были бы счастливы обрести силу, недоступную для простых смертных. Разве не соблазнительна идея стать не таким, как все? Стать влиятельнее и сильнее.

— Звучит заманчиво, но мне не по душе истоки этой силы.

Хедвика потянулась к столику и за цепочку взяла кулон.

— А что скажешь по поводу этого? — она бросила на Андрея жёсткий взгляд. — Только давай без лишних рассуждений, нам уже пора идти.

— Хорошо. Будет тебе без лишних рассуждений. Я пока не знаю, что это, потому что это может быть чем угодно.

— Всегда бы так, — усмехнулась Хедвика, вставая.

— Виноват, не слежу за своим языком. А всё потому, что новые книги у меня в доме появляются чаще, чем гости, — ответил тот с наигранной обидой.

Честное слово, если бы мы не торопились вернуться в гостиницу, я бы остался ещё ненадолго. Трупы и чёрная магия, конечно, не лучшие темы для беседы, но всё же в Андрее Драгославе было что-то притягательное. Его дружелюбие, непосредственность, которой так не хватает серьёзным людям.

Я совершенно искренне улыбнулся.

— Чувствую, в ближайшее время я вам ещё успею надоесть.

— Вы? — он прищурился. — Никогда.

Приятно получать подарки. Особенно если это действительно нужные вещи, а не просто знак внимания. Не хочу показаться меркантильным, но в глубине души я очень радовался новым предметам гардероба. Мой лучший пиджак был безнадёжно испорчен после очередного кладбищенского приключения, да и бывшую на мне в ту ночь рубашку пришлось выбросить. Только мне было неудобно пользоваться щедростью друга, которого я успешно продолжал водить за нос. Франсуа старался выдать обновки за компенсацию. Мол, это по его недосмотру я остался без приличной одежды, а меня ещё следовало представить графу де Сен-Клоду. Если с этим я ещё мог условно согласиться, то из-за галстука у нас развернулась целая словесная баталия. Я чувствовал себя бессовестной скотиной, и поэтому не хотел принимать ещё один дар. Франсуа же не собирался оставлять его себе и с завидным упорством доказывал, что глубокий синий идеально подходит к моим глазам. Вероятно, я старомоден, потому что до сих пор не могу понять, почему синий цвет подходит к карим глазам больше, чем к голубым.

Во время обеда я следил за Ренаром. Всё ждал от него хоть какой-нибудь колкости. Повод-то у него был, да ещё какой — господин опять незаслуженно обласкал прихлебателя. Однако Ренара словно подменили. Он абсолютно не обращал на меня внимания и даже говорил предельно мало. Назвал раз кваклики (или как их там) несъедобными мочалками и успокоился. Было грех жаловаться на его поведение, всё-таки приятного мало, когда он обливает меня грязью в общественных местах.

А Франсуа был, как всегда, в ударе. Он в ресторан пришёл как будто не поесть, а поболтать. За несколько минут он пожурил меня за то, что не составил ему компанию на прогулке, пожаловался на Ренара, который отговаривал его от лишних покупок, рассказал ещё много всего пустячного, но к еде так и не притронулся.

— Боже, она такая милашка, могу любоваться ей вечно, — вдруг мечтательно выдал Франсуа, едва вонзив вилку в кусок варёного теста.

Я повернулся, но не заметил в зале Хедвику. Мягко ступая, к нам приближалась трёхцветная кошка. Она пару раз останавливалась и вертела головкой в поисках добрых людей, явно рассчитывая на подачку со стола.

— Обожаю кошек, — простонал Франсуа, — они грациозные и прекрасные. И так мурлыкают — просто чудо!

Я хмыкнул. Вот у Жака таких мурлык штук шесть не меньше, я никак не могу их сосчитать. Чёрные, белые, пятнистые, полосатые, они то и дело появляются у него во дворе с дохлой мышью в зубах.