Шрифт:
Как переключение каналов в телевизоре. Щелк – все уже по-другому. Никто ничего и не почувствует…
Был какой-нибудь Рабинович главой банка – и просто исчез. Потому что его дедушка умер от тифа в Аушвице, а бабку благополучно расстреляли в Киеве. Или Абрамович… А кто-то из русских, какой-нибудь олигарх, вдруг окажется дворником. Будет забавно: вернуться в две тысячи двенадцатый – в новый, переделанный, – и прогуляться по знакомым местам, поискать тех, кого знал в прошлом. Может, кто-то и уцелеет после изменения истории.
А может, изменение уже произошло?
Как там было у Азимова в «Конце Вечности»? Только герой решил, что остается в прошлом, как тут же исчезла его машина времени, и значит, все будущее исчезло. И ничего уже нет… еще нет в будущем? Может, Торопов уже свершил свое великое деяние?
Торопов тут все еще пытается что-то придумать, а там уже – все? Как работает механизм? Просто перенос во времени уже что-то меняет? Или время – штука инерционная, нужно приложить усилия, чтобы ее передвинуть на другие рельсы? Работает принцип бабочки, как у Брэдбери, или нет? Если работает, то с какой дистанции во времени начинается эффект? Позавчера, когда Торопов заполнял очередной лист бумаги, залетевший в комнату комар впился в его лоб, Торопов, не задумываясь, хлопнул рукой, а потом, спохватившись, несколько минут рассматривал раздавленное насекомое у себя на ладони. Он изменил будущее? Или все еще нет? А может, именно сейчас, убив комара, Торопов обрушил все здание причин и следствий?
И все, что было, – исчезло? И не безболезненно, а в результате катастрофы?
Все полыхнуло – каждое мгновение, каждый день, каждый год… Все горело, превращалось в пепел… в ничто превращалось… Прожил человек двадцать лет – и двадцать лет его уничтожал этот огонь. Когда Торопов впервые представил себе эту гекатомбу… аутодафе – чуть не стошнило Торопова.
Его дом. Его семья. Его жена.
Его приятели по сетевой вродекакборьбе, его враги, все, кто когда-то обидел его, – все они сгорели-исчезли-распались-улетучились… Каждый атом и каждая секунда…
И все это сделал он. Он – Андрей Владимирович Торопов!
Никто еще не совершал подобного. Никто и никогда. Что там Наполеон или Чингисхан? Чушь, мелочь!
Хотя… Лучше, чтобы изменения еще не наступили. Было бы неплохо пройтись по ТОМУ миру, высказать в глаза всем то, что он о них думает, объяснить, что он на самом деле их только терпел. Использовал и терпел. Плюнуть в ненавистные лица… Или – еще лучше – прийти с автоматом в руках. И длинной очередью, не жалея патронов…
Тех уродов из параллельного класса, что когда-то встретили его после уроков… или университетского чекиста, который обещал перевод в органы после окончания учебы в обмен на информацию об однокурсниках, а потом, в девяностом, когда все уже валилось и рушилось, сделал вид, что ничего такого и не было.
– Что вы, Андрей? Какая школа КГБ? Вы, наверное, меня неправильно поняли… И я никому ничего не говорил, нет… опустите автомат, Андрюша, опустите…
Торопов представил себе, как нажимает на спуск «шмайсера»… «МП-40». И пули прошивают чекиста насквозь, вырывают кровавые клочья из его спины, превращают отутюженный пиджак в изодранное тряпье… И ублюдков с того форума… и…
Нужно будет попросить…
Кстати, об этом следует написать, решил Торопов. Нельзя производить изменения до тех пор, пока основные разработки – технические и научные – не будут доставлены в тридцать девятый год. Торопов вспомнил, как выглядел стоматологический кабинет его времени, с ужасом подумал, что в этом времени, в тридцать девятом году, поход к зубному врачу может превратиться в пытку…
Медицинское оборудование, научное оснащение, технологии. Нужно будет создать специальную организацию, которая займется скупкой, а если будет нужно, то и кражей всего этого добра из будущего. Скупать и вывозить в прошлое, а потом одним разом, рывком, создать лаборатории, институты, заводы… Разом обрубить всю историю после этого года и дальше возводить новую в пустоте, в вакууме безвременья. Без помех. Чтобы полет на Луну произошел в пятидесятых, чтобы компьютеры – в конце сороковых. Чтобы все это произошло при жизни фюрера, чтобы не сгинуло в грызне после его смерти.
Написать об этом, пусть тот, кто читает записки Торопова, поймет. Добиться встречи с ним и рассказать, убедить… Нужно не менять будущее, нужно его выкрасть. Нужно вырезать из истории семьдесят лет. Вот это – задача! Это – уровень, достойный Андрея Владимировича Торопова. И работа, которая позволит быть полезным долго… очень долго…
Не гонять группы, подобные банде Нойманна, а внедрять резидентов, вербовать агентуру, вытаскивать-вытаскивать-вытаскивать информацию… Это можно успеть сделать быстро. Относительно этого времени сделать быстро, естественно.
Они перебрасывают людей в будущее, даже студентов можно отправить, в нынешнем российском бардаке никто и не спохватится, откуда взялись эти парни и девушки, откуда приехали. Лишь бы платили, да, лишь бы платили новые студенты… А кроме этого там найдутся нужные кандидатуры на вербовку – это будет несложно. Совсем несложно. Никто не устоит перед таким выбором – либо твоя жизнь, либо жизнь всех остальных. Никто не сможет устоять.
Даже Торопов не устоял, а он ведь…
А я, подумал Торопов, я – сделал правильный выбор. Какой смысл в моей смерти, если все уже предрешено? Задача любого разумного человека – выжить, сохранить свой интеллект. В конце концов, это задача, высокое предназначение интеллектуала. Сохранить себя для будущего. Для человечества.