— Ты любишь прекрасный полъ?

— Люблю.

— Слдовательно, ты хочешь и жениться.

— Конечно.

— Такъ я теб скажу, что ты и женишься.

— Вотъ теб и конецъ!

Сказавъ это, мастеръ Габріэль Парсонсъ понюхалъ табаку и сдлалъ другой грогъ.

— Но, ради Бога, прошу васъ, говорите ясне, сказалъ Тотль. — Согласитесь сами, что нельзя же оставлять меня въ недоумніи, если предлагается партія сколько нибудь интересна.

— Послушай, отвчалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ, боле и боле разгорячаясь какъ предметомъ этого разговора, какъ и грогомъ: — я лично знаю лэди, она теперь остановилась у моей жены, и — ужь позволь сказать — вы съ ней будете пара превосходная. Воспитана отлично, говоритъ по французски, играетъ на фортепьяно, знаетъ изъ натуральной исторіи все, что касается до цвтовъ и раковинъ, и многое тому подобное; кром того она иметъ пятьсотъ фунтовъ въ годъ, съ неограниченной властью располагать ими: они оставлены ей по духовному завщанію.

— Такъ что же! пожалуй я присватаюсь къ ней, отвчалъ мистеръ Тотль. — Вроятно, она уже немолода?

— Не очень; какъ разъ теб подъ пару…. Кажется, я уже сказалъ объ этомъ.

— А какого цвта волосы у этой лэди? спросилъ мистеръ Ваткинсъ Тотль.

— Вотъ ужь право не припомню, отвчалъ Габріэль съ величайшимъ хладнокровіемъ. — Впрочемъ, кажется, что у ней накладка; я съ перваго раза замтилъ это.

— Что за накладка? воскликнулъ Тотль.

— Будто ты не знаешь? это просто небольшая вещица съ локонами, сказалъ Парсонсъ и въ поясненіе словъ своимъ провелъ по лбу кривую линію. — Я знаю, что накладка черная, но не могу утвердительно сказать, какого цвта волосы ея; чтобъ узнать это, непремнно нужно пристальне замтить; во всякомъ случа, мн кажется, что они свтле накладки, такъ, что-то въ род дымчатаго цвта.

На лиц мистера Ваткинса Тотля отразилось сильное сомнніе. Мистеръ Габріель Парсонсъ замтилъ это и тотчасъ-же очень счелъ разумнымъ продолжать аттаку безъ дальнйшаго отлагательства.

— Скажи, Тотль, былъ ли ты когда нибудь влюбленъ? спросилъ онъ.

Лицо мистера Ваткинса Тотля запылало отъ самыхъ глазъ до подбородка и представляло прелестное смшеніе цвтовъ. Когда слдующее нжное дополненіе поразило его слухъ:

— Я полагаю, ты не разъ предлагалъ этотъ вопросъ самому себ, когда былъ молодъ…. Ахъ! извини пожалуста! и хотлъ сказать: когда ты былъ помоложе, сказалъ Парсонсъ.

— Никогда въ жизни! отвчалъ Ваткинсъ, съ видимымъ негодованіемъ, что его подозрваютъ въ подобномъ поступк: — никогда, никогда! Надобно вамъ замтить, что на этотъ счетъ я имю особенныя понятія. Я не боюсь дамъ, ни молодыхъ, ни старыхъ, — нисколько не боюсь; но мн кажется, что, по принятому обычаю ныншняго свта, он позволяютъ себ слишкомъ много свободы въ разговор и обращеніи съ кандидатами на супружескую жизнь. Вотъ въ этой-то свобод я никакимъ образомъ не могу пріучить себя, и, находясь въ безпрерывномъ страх зайти слишкомъ далеко, я получилъ титулъ формалиста и холоднаго человка.

— Я не удивляюсь этому, отвчалъ Парсонсъ, довольно серьёзно: — ршительно не удивляюсь. Но поврь, что въ этомъ случа ты ровно ничего не потеряешь, потому что строгость и деликатность понятій этой лэди далеки превосходятъ твои собственныя. Да вотъ что я скажу теб для примра: когда она пріхала въ нашъ домъ, то въ спальн ея вислъ старый портретъ какого-то мужчины, съ двумя огромными черными глазами… какъ ты думаешь — она ршительно отказалась итти въ эту комнату, пока не вынесутъ портрета, считая крайне неприличнымъ находиться съ нимъ наедин.

— И я тоже думаю, что это неприлично, отвчалъ мистеръ Ваткинсъ Тотль: — конечно, неприлично.

— А то еще разъ вечеромъ — о! я въ жизнь свою столько не смялся, продолжалъ мистеръ Габріель Парсонсъ: — меня принесло домой сильнымъ восточнымъ втромъ и лицо мое страшно ломило отъ холода. Въ то время, какъ мистриссъ Парсонсъ, ея задушевная подруга, я и Франкъ Росси играли въ вистъ, — мн вдругъ пришло въ голову сказать шутя, что когда лягу въ постель, то непремнно заверну свою голову въ фланелевую кофту Фанни. И что же? подруга Фанни въ ту же минуту бросила свои карты и вышла изъ гостиной.

— Совершенно справедливо, сказалъ мистеръ Тотль: — для сохраненія своего достоинства лучшаго она ничего не могла сдлать. Что же вы сдлали?

— Что я сдлалъ? Франку пришлось играть съ болваномъ, и я выигралъ шесть пенсъ.

— Неужели вы не извинились передъ ней за оскорбленіе ей чувствъ?

— И не думалъ. На другое утро за завтраковъ мы снова заговорили объ этомъ. Она старалась доказать, что во всякомъ случа одинъ намекъ, не говоря уже о разговор на фланелевую кофту крайне неприличенъ. По ея мннію, мужчины вовсе не должны даже знать о существованіи подобнаго наряда. Я опровергалъ ея доказательства.

— Что же она сказала на это? спросилъ Тотль, глубоко заинтересованный.

— Согласилась со мной, но замтила, что Франкъ былъ холостой человкъ, а потому неприличіе было очевидно.

— Великодушное созданіе! воскликнулъ восторженный Тотль.

— Фанни и я сразу ршили, что она какъ будто нарочно создана для тебя.

Свтъ тихаго удовольствія разлился покругообразному лицу мистера Ваткинса Тотля.

— Одного только я никакимъ образомъ не могу понять, сказалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ, вставая съ мста, съ тмъ, чтобы уйти: — ни за что въ жизни не могу представить себ, какимъ образомъ ты объяснишься съ ней. Я увренъ, что съ ней сдлаются судороги, лишь только ты заикнешься объ этомъ предмет.