Первый взгляд на доктора Коппеля не развеял страха. Это был крупный рыжий мужчина с огромными волосатыми руками. Зельда назвалась миссис Спрингер и сказала, что пришла от Касси. Доктор словно не замечал ее волнения, задал один-два вопроса и пошел впереди нее в свою операционную.

Когда все было кончено, старуха проводила измученную, близкую к обмороку Зельду в маленькую комнату, где на кровати с серым одеялом ей предстояло лежать час-другой. Затем принесла ее вещи, накрыла одеялом и вышла. А Зельда, оставшись одна, горько заплакала, зажимая рот руками.

Около четырех Зельда встала и приготовилась идти домой. Коппель похлопал ее по плечу и посоветовал взять извозчика, но она предпочла идти пешком, говоря, что чувствует себя хорошо. Однако по дороге ей раз или два делалось дурно, и она хваталась за все попадавшиеся предметы, боясь упасть. Она собиралась, как придет, рассказать Джорджу о том, что сделала. Теперь не было больше надобности скрывать, и ей, вероятно, понадобятся его заботы в первые дни. Выступления в «Обероне» окончились, предстояла неделя безработицы, а там — выступление в «Орфее»!

Никогда еще лестница в доме Касси не казалась ей такой крутой и бесконечной. Наконец, она добралась до двери, нажала ручку и вошла. Джордж сидел, нагнувшись вперед, опираясь локтями о колени и запустив пальцы в свои черные вихры. Когда Зельда вошла, он поднял голову и посмотрел на нее. Выражение его лица так потрясло молодую женщину, что она еле удержалась от крика. Он был так же мертвенно бледен, как в ту ночь после отравления. Зельда окликнула его, подошла, но он не шевельнулся и только смотрел на нее. Какая-то мучительная работа происходила в нем, это было видно по лицу.

Вдруг он вскочил, схватил ее за плечи, потащил, нет, почти понес к окну и повернул лицом к свету. Там он стал внимательно вглядываться в ее лицо, стиснув зубы и до боли сжимая ей руки.

— Да что такое, Джордж? Джордж? Что случилось?

Она торопливо соображала: Моррисон передумал, не подписал контракта?.. Джордж вдруг принялся ее трясти и острая боль резанула ее внутри.

— Говори! Правду говори! — прокричал он сквозь стиснутые зубы.

— Оставь меня, Джордж, ты делаешь мне больно! Я нездорова…

— Скажи правду! — повторил он.

— Да какую правду? — спросила Зельда слабеющим голосом. Голова у нее кружилась, черные пятна пошли перед глазами.

— Скажи… — начал он, но тут же грубо оттолкнул ее. Она упала. Не оборачиваясь, не видя этого, Джордж закрыл лицо руками.

— О бо-оже! — застонал он. — Я знаю и так, что это правда, знаю…

— Что знаешь? — переспросила Зельда с усилием.

Он снова кинулся к ней, поставил ее на колени, сорвал с нее шляпу, причем длинные шпильки больно оцарапали ей кожу.

— Сколько их было до меня? Кирк, Бойльстон — еще кто? Отвечай, проклятая шлюха, отвечай, пока я не убил тебя!

Первой мыслью Зельды было, что это — дело рук Джерри. Первым чувством — острая жалость к мужу, который свирепо тряс ее за плечи, причиняя сильную боль.

— Ну, что же? Правда это? — крикнул он и, снова отшвырнув жену, бросился в кресло и застонал. В комнате долго было тихо. Потом собака завизжала и, подойдя к Зельде, принялась лизать ей руки. Зельда, приподнявшись с пола, прислонилась к стене. Желтые волосы упали ей на плечи, шпильки рассыпались. Ее мысли от Джорджа перешли на Джерри — Джерри, который способен был одной рукой писать умоляющие любовные письма, другой — нанести такой гнусный удар. Цель была ясна. Так вот зачем он писал ей: если вы будете нуждаться в друге, позовите меня! Он рассчитывал, что Джордж прогонит ее и она пойдет к нему, Джерри… Оценив только теперь это гнусное лицемерие, Зельда в первый раз в жизни поняла, как можно ненавидеть человека.

— Это он тебе сказал? — спросила она глухо.

— Он? Кто?.. О ком ты говоришь? — В голосе Джорджа послышалось что-то новое.

— От кого ты слышал эти… эту ложь?

— Ложь? Я так и знал, что ты будешь отрицать… Но я могу узнать правду! Я проверю все, что мне было сказано, или вырву у тебя правду! Это — самое простое.

— Джордж, послушай, кто тебе сказал?

— Это решительно все равно.

— Но я имею право знать, кто порочит меня.

— Порочит? — Его голос стал пронзительным. — Порочит?! Так ты отпираешься? — Он схватил со стола какую-то бумагу. — Ты можешь отрицать, что имела любовника Майкла Кирка с 1897 до 1899 года и что его мать вас накрыла; что ты убежала из дому, стала содержанкой Ральфа Бойльстона, врача, и жила с ним в открытом сожительстве с 1900 до 1903 года? Ты посмеешь сказать, что все это ложь?

— Он даже дал тебе письменную справку, — сказала она с горечью. — Уж не заплатил ли ты ему за нее?