За те пять или шесть дней, что прошли с того момента, как молодая наследница императорского престола рассталась со своими спутниками, она успела повидать столько всего жестокого — и страшного в своей обыденности! — о чем раньше и не подозревала. И все сильнее становилась в ней смутная уверенность, что от нее тоже зависит все то, что происходит сейчас в стране — и даже то, что произойдет завтра. Выйдут ли эти люди из пещер, смогут ли жить по-человечески, как желал им того недавно старик Гьеф? Будет ли на дорогах спокойно, в деревнях — мирно? Настанет ли время, когда бедным людям не придется браться от отчаяния и голода за оружие, а крестьяне не будут прятаться от солдат по лесам и подземельям?

Она чувствовала, что ее Долг, как наследницы древних королей, издревле ратовавших за благо своей страны, в том, чтобы добиться этой простой справедливости. Но как?.. Молодая женщина тяжело вздохнула.

— Ладно, давай спать — раздался вдруг откуда-то голос незаметно успокоившейся Джесс. Иди сюда… ложись между мною и сестрою, здесь теплее…

Так они и уснули — в темноте, на неровных камнях — сказались усталость и напряжение последних часов.

Проснулись все четверо одновременно. Лэйса увидела под утро удивительно яркий короткий сон — ей приснился Бессонный. Как въяве, увидела она пробуждение героя древних лет, — медленно открывающего глаза и поднимающегося со своего смертного ложа. Хотя он и был по виду старцем, но в каждом его движении сквозили сила и мощь. Он встал, распрямился во весь огромный рост, а затем его вид преобразился — лохмотья превратились в бархат и парчу, завершив величественный облик героя легенд. В руках у Бессонного появился не то посох, не то скипетр — во сне этого было не понять. Лицо Хранителя Подземелий было суровым, губы сжаты, глаза горели мрачным огнем. Он был в гневе. Во сне молодой женщине поначалу стало страшно, но потом она поняла, что гнев его направлен не на неё, а на вероломно нарушивших подземные законы сейнийцев. Бессонный ударил своим скипетром оземь, — и горы содрогнулись.

«Я с вами, — прошелестел идущий словно бы отовсюду голос величественного старца. А затем его взгляд обратился непосредственно на Лэйсу, и лицо уже не было страшным. „Дочь моя, — мягко прозвучало у неё в голове. — Лаиса… Твой дом — на севере!“»

От этих последних слов девушка проснулась. Они все еще звучали у нее в голове, когда она почувствовала, что остальные тоже уже не спят — разминая затекшие за время сна конечности, ворочаясь, потягиваясь и кашляя, ее соседи выползали из той кучи, в которую сбились ночью, пытаясь согреться.

— Мне приснился Бессонный, — неожиданно сказал мальчуган.

— И мне, — чуть удивленно ответила Джесси.

— И мне, — отозвалась из темноты девочка. — Он обещал наказать змеичей!

— Я тоже видела его, — вынуждена была признаться и Лэйса.

— А значит, что-то будет, — подвела итог странным совпадениям Джесс. — Кстати, мне приснилось, или сейчас нас действительно тряхнуло?..

Но слабый подземный толчок, если он действительно был, никто больше не почувствовал.

Так для подземных скитальцев начался новый день. И если бы не подаривший всем им надежду сон, начало дня можно было бы назвать плачевным: света у них больше не оставалось, еда также подходила к концу. Ко всему прочему, очередная ночь, проведенная в холоде, и предшествовавший ей полный тревог день отразились на здоровье Лэйсы — она казалась сейчас сама себе ватной куклой, тело с трудом повиновалось ей, голова была тяжелой, а во рту царила ужасная сухость. Джесси тоже чувствовала себя отвратительно — в последний год она вообще много болела, сырость и холод подземелий вкупе с постоянным недоеданием губительно сказывались на её растущем организме. И только детям все было, похоже, нипочём.

Остатки сушеного мяса были на ощупь найдены, честно поделены и съедены вместе с крошками от сухарей. Когда всем нестерпимо захотелось пить, Мирт, младший брат Джесси, был послан на поиски водокапа — с котелком, найденным в котомке Мартьена, и с наказанием быть поосторожнее. С задачей он справился быстро, найдя капель по звуку, и вскоре принес полный котелок воды — к безмерной радости женщин.

Теперь оставалось только ждать, сидя в полной темноте.

— Лэйса… Расскажи что-нибудь, — неожиданно тихонько попросила Джесси.

— О чём? — задумчиво переспросила молодая женщина, размышляя, какой рассказ может быть сейчас уместен и интересен. Но сидеть в молчании и впрямь было тягостно.

— Не знаю… — протянула горнячка. — Хотя бы про Змеиное Королевство — коли уж ты там, говоришь, жила…

И Лэйса начала рассказывать. Она вспоминала свои детство и юность, проведенные в столице Сейнэ, — и перед внутренним взором ее внимательных слушателей вставали красивые белокаменные дома Аль-Шапоры, согретые ласковым южным солнцем; её выложенные камнем, всегда чистые мостовые; величественные своды древних дворцов и разрушающиеся старинные храмы — потерявшие значение и теперь медленно приходящие в запустение, но по-прежнему поражающие своими размерами и странной архитектурой. Она рассказывала про шумные рынки в Нижнем городе, где можно купить абсолютно всё и притом часто за гроши; про прохладу фонтанов и тишину парков Верхнего города; про его узкие, но всегда опрятные улочки, по которым так легко сбегать вниз, к городской набережной — опять же белокаменной — и гораздо труднее подниматься вверх, туда, где стоял, скрываясь в тени более высоких зданий, небогатый, но опрятный дом ее семьи. Она рассказывала про своего отца — профессора знаменитого Аль-Шапорского университета, в который съезжаются желающие обрести знания молодые люди со всех концов страны и даже из-за границы, и про его друзей — учёных, поэтов, изобретателей — которые часто собирались в их светлой гостиной, ведя горячие споры о науке, политике и о будущем страны…

Она рассказывала и словно бы возвращалась назад, домой, в ту страну, которая не имела ничего общего со страшными слухами, ходившими о ней здесь, чьи жители были мирными и законопослушными и, хотя их обычаи, жизненные принципы и мораль несколько отличались от принятых на севере, — они совсем не походили на тех ужасных бандитов, которые бесчинствовали здесь, под землёй. То Сейнэ, которое она знала, и то, с которым только начинала знакомиться, отличались друг от друга так же, как день и ночь.