У самого леса, в зарослях вереска, шуршит мышь-полевка: сама такая серенькая, а по спине – коричневая полоска. Кот присел, подкрался поближе и увидел еще троих мышат, таких юных и неопытных, что они пищали от восторга при виде каждого цветка и букашки.

Кот еще плотнее прижался к земле и ждет, чтоб мышонок вылез из вереска на мох, а то о колючий вереск еще глаза себе выколешь да усы поломаешь.

– Что правда, то правда! – со знанием дела сказал Черныш.

– Вскоре на серебристый мох с жужжанием опустился шмель, усталый, сладко пахнущий медом. «Ух ты!» – завизжал мышонок и бросился посмотреть на шмеля вблизи. Кот – прыг-скок, цап-царап! – и мышонок готов!.. Придушил и оставил на съедение муравьям или воронам. Сам-то он был только зол, а не голоден, и собирался еще задушить зайчонка, куропатку и все такое прочее…

Мышата плакали, а старая мышь сердито отчитала их – чтоб впредь они – такие-сякие да этакие глядели в оба. Потом велела утереть слезы, отвела к гнезду шмелей и сказала:

«Ешьте тут все, что только найдете – детву, мед, а я вас постерегу».

Слетелись шмели-няни и стали умолять мышь, чтобы она пожалела их, чтоб оставила хоть немножко меда, который они с таким трудом добыли, по капельке на самом краю света набрали!

«Нет в мире жалости, – заявила им мышь. – Если не верите, спросите у кота».

– А почему не у… петуха? – спросил кот Черныш.

– «А почему не у пса?» – ответил бы петух… Но вернемся к нашим шмелям. Одни, не найдя больше родного гнезда, бросились в озеро и утопились, а другие с жалобным жужжанием полетели искать справедливости.

А один шмель, за слезами и пылью не разбирая дороги, летел-летел и угодил прямо в ухо лошади. Гнедая понеслась вскачь через девять гор да девять долин, пока не зацепилось колесо и не опрокинулась телега.

А это была карета и ехал в ней король в гости. Карета бац, король шмяк, а золотая корона – тр-р-р – в канаву.

– Дальше уже знаю! – сказал кот. – Король запряг кучера и счастливо вернулся домой.

– А вот и нет, – ответил Мудрик. – Это был уже другой король… Покряхтывая да поскрипывая, он встал и сказал:

«Однако удачно мы опрокинулись! Карета цела, руки-ноги целы, но куда мою корону черт уволок?»

«Вот она, – сказал перепуганный кучер, обтирая поло» сермяги пыльную корону. – Не казните, ваше величество…»

«Велика печаль!» – ответил король, сели они в карету и покатили дальше.

Вечером возвращается кучер домой, смотрит – жена шелковый платок гладит.

«Да брось ты его! – говорит муж. – Будто не видишь, что платок с подпалиной. Если вкусно накормишь, куплю тебе новый – с золотой бахромой, в серебряных лилиях».

Жена подняла подушку, поставила дымящуюся миску на стол и говорит:

«Сойдет и этот платок без серебряных лилий, каша-то у меня малость подгорела».

Кучер попробовал – правда… подгорела каша. Жена виновато смотрит и говорит:

«Ты не сердись… куры огурцы поклевали – пока их с огорода выгоняла, каша и подгорела».

«Велика печаль!.. – по-королевски ответил кучер. – Вынеси-ка эту кашу собаке и радуйся, что изба наша не сгорела».

Жена унесла кашу во двор, а муж в это время вытащил из кармана сермяги новый платок в серебряных лилиях да с золотой бахромой и расстелил вместо старого на столе. Вот обрадуется жена, когда увидит…

Увидел пес хозяйку с кашей, так обрадовался, что бросился к хозяйке и миску из рук выбил. Глиняная миска – шмяк! – и нет ее, разлетелась, а привезли-то ее из самого Вильнюса, с большой ярмарки.

Пес перетрухнул, хвост поджал, даже присел в ожидании заслуженной кары. Но хозяйка только потрепала его за бархатное ухо и говорит:

«Да ешь ты, не бойся… Велика печаль… Не вор украл, сама разбилась».

Каши было много, и пес позвал петуха, петух кликнул кур. Все угощались, зобы набили, еще и воробьям досталось.

– А кот? – приоткрыв глаз, спросил Черныш.

– Ты спи, спи, – ответил Мудрик. – Пес позвал кота, но тот отказался есть вместе с собакой из одной да еще расколотой миски. Кот видел, что хозяйка в добром настроении, подбежал к ней и, поставив хвост трубой, проводил ее в избу.

Этот шельмец знал за собой грешок, потому что не раз уже забирался в чулан и отъедал по кусочку копченой колбасы. Раньше или позже воровство это должно было открыться.

И открылось. Увидев новый платок, хозяйка даже взвизгнула от радости. Обняла мужа, расцеловала и говорит:

«У меня еще круг колбасы припрятан. А ты голоден. Сейчас принесу и угощу!»

Кот почуял, что его дело плохо – забрался за печку, глаза закрыл и мурлычет: «Мур-р» да «мур-р» – и так ласково, так нежно, как только умеет.