Когда Грейс закончила свой рассказ, они подошли к озеру Серпентайн. Кит смотрел на серую воду и потирал раненое плечо.

— Негодяй, — пробормотал он.

— Возможно, — ответила Грейс. — Но предал ли он свою страну? Теперь я уже ни в чем не уверена.

— Что она тебе сказала?

Диккан снова сидел с членами группы Дрейка в своих комнатах в Олбани. Услышав обвинение Брэкстона, он вскочил на ноги. Наверное, ему послышалось. Перед его усталым мысленным взором пронеслись события прошедшей ночи. Бездумное, грубое совокупление. Резкость, способная причинить боль даже самой сильной женщине. И Грейс все это видела? Наблюдала в деталях? Слышала его слова?

— Это невозможно, — упрямо повторил он, надеясь, что Брэкстон ошибся. Или лгал.

Но Брэкстон стоял перед ним, как боксер в ожидании удара гонга, его лицо было сурово, кулаки сжаты.

— Невозможно, чтобы ты это сделал или чтобы она все видела?

— Это нехорошо, — произнес с дивана Чаффи, задумчиво покачивая головой. — Одно дело завести любовницу, Хиллиард. Но совсем другое — заставить смотреть на свои шашни собственную жену. Это извращение. Думаю, французы такое любят. Им простительно. Они французы.

На этот раз их было пятеро: Чаффи и Брэкстон, Дрейк и Алекс Найт, служивший в военном министерстве. И Диккан, которого вызвали с поединка с Джентльменом Джексоном, без сомнения, слишком рано. Ему все еще хотелось кого-нибудь ударить.

— Ты меня слышал, — повторил Брэкстон. — Что, черт побери, ты натворил?

Диккан с трудом поборол приступ гнева.

— То, о чем меня просили в министерстве иностранных дел!

— И ты добывал нам ценные сведения, — сказал Дрейк, передавая ему свой бокал с коньяком. — Особенно в последний раз. Прежде всего мы предупредим Веллингтона.

Диккан гневно посмотрел на него.

— Как вообще Грейс могла меня увидеть? — спросил он, решив, что Дрейк выглядит слишком равнодушным. — Неужели в тех домах отсутствует всякая безопасность?

— Видимо, да, — покачал головой Дрейк. — Я выясню, как это случилось.

— Это необходимо сделать.

— А кто сопровождал миссис Хиллиард в этот дом? — обратился Дрейк к Брэкстону.

Кит наконец сел, но по-прежнему с яростью глядел на Диккана.

— Ее дядя. Видимо, он познакомил ее с неким мистером Питером Карвером из министерства внутренних дел. Когда-нибудь слышали о нем?

— Алекс, — сказал Дрейк, — ты наши глаза и уши в Уайтхолле. Тебе знакомо это имя?

Алекс, утонувший в глубоком кожаном кресле Диккана, кивнул кудрявой светловолосой головой. В этот момент он был похож на херувима, внимавшего молитвам.

— Новый человек в кабинете Сидмаута. Думаю, секретарь.

— Если ему удалось устроить вчерашний фарс, — отрезал Диккан, — то он больше, чем простой секретарь. Доверенное лицо!

И снова нахлынули воспоминания. Грубый смех Мины, запах мускуса. Изнеможение после невероятной силы оргазма. И Грейс все это видела. Слышала, как он назвал ее калекой.

Диккан опустился на кушетку и одним залпом выпил обжигающий коньяк. Ему казалось, что он видит кошмарный сон. Всю прошлую ночь он старался убедить всех не причинять вред Грейс. И чего добился? Сам все испортил.

Диккану казалось, ему вот-вот станет плохо. Зачем он вообще послушал этого негодяя Терека?

— Я слышал, ваша любовница приехала в Англию, — заметил пэр, когда Диккан встретился с ним в его невзрачном кабинете в Уайтхолле через день после того, как столкнулся с Миной у Маккарти. — Надо использовать ситуацию, выудить у нее все, что можно.

И он начал действовать. Сначала это было до неприличия просто. В конце концов Диккан воздерживался уже несколько недель. Он начал испытывать неподдельное уважение к жене, но как он мог помыслить прикоснуться к ней, когда ему сказали, что это поставит ее под угрозу? Так почему бы не развлечься немного, говорил он себе. Ведь он все это делает ради своей страны.

Удовольствие было преходящим. Да, он по-прежнему мог заниматься любовью с Миной. Она могла бы вскружить голову и мертвому. Но потом наслаждение сменилось разочарованием и чувством вины. Откуда ему было знать, что его плоская, бесцветная жена в короткий срок сумеет завладеть его мыслями? Что он станет ценить здравый смысл больше соблазнительности, а остроумие больше чувственности?

Диккан чуть не рассмеялся. Как нелепо полагать, будто в Грейс нет чувственности. Стоит только увидеть ее верхом на лошади.

— Так больше не может продолжаться, — сказал Кит Брэкстон. — Отдай эту шлюху кому-нибудь другому.

Чаффи поднял руку:

— Рад буду помочь.

— Не могу, — с трудом выдавил Диккан, ненавидя себя за эти слова.

Как он сможет стоять перед Грейс, зная, что увидит в ее глазах отражение своего предательства? Она никогда не заговорит с ним об этом. Решит, что у «калеки» нет на это права. И он не сможет убедить ее в обратном.