Какой-то странный был вечер… Вот — все мы, даже Масяня — вместе, как раньше. Но чего-то или кого-то не хватает. Придется заново привыкать к нашей маленькой семье.

Кончился вечер встречи, прошла ночь. И вот уже новый день — с родителями…

Мой папа бегает по утрам. Но сегодня он изменил своей привычке, и бегали мы все. По этажам. Сейчас расскажу, как это было.

Оказывается, я не только по маме с папой соскучилась, но и по нашей машине. Даже погладила: «Привет, кузнечик!» Ехать папе было тяжеловато. В Астане он отвык от такого кипения на дорогах.

— Бедная, как же ты от бабушки в школу моталась каждый день, — сокрушенно вздохнула мама.

Да-а, вспоминать страшно… Кстати!

— Папа, спой, пожалуйста!

— Что, прямо вот так, за рулем?

Я задерживаю дыхание, загадываю… И он поет «Эх, дороги!» Вот чудо-то! Быстренько включаю диктофон на сотке. Лишь бы записалось. Ну, какая это радость: папа поет, мы едем на нашей машине. Причём — смотреть наш новый дом. Супер! Будем друг друга поздравлять. Только не «С Новым годом!», а «С новым домом!»

Подъезжаем к знакомым местам. Вон парк, вон — компьютерный клуб «Соб@чка», а вон и ещё один памятный ориентир — связка шаров над известно каким офисом… Только этого родители не узнают ни-ког-да. Наискосок, через дорогу — мой спортзал. А что вон за тем поворотом, я даже никогда не задумывалась. Оказалось — там он и есть, НАШ ДОМ.

Такой свежий, яркий!

— Что-то мне это напоминает Астану, — вполголоса сказала мама.

— Астану в самых лучших ее проявлениях… — договорил папа и решительно повел нас за собой.

Лифт еще не работал. В подъезде пахло побелкой. Но все равно — мы поднялись на 10-й этаж достаточно быстро.

На площадке десятого этажа папа перевел дух, огляделся: «Красотища!» Вынул ключ. Тот почему-то никак не хотел входить в замочную скважину.

Папа еще посмотрел…

— Дамы, пардон, это не тот подъезд!

— А дом это точно тот? — хором спросили мы с мамой.

— Абсолютно точно, — засмеялся папа, схватил меня на руки и понес вниз. И вот на этой радостной ноте я увидела, как по ступенькам навстречу идёт… Арсен!

Проходя мимо, он как-то затравленно на меня посмотрел, а я, сидя у папы на ручках, только мотнула ногой и ничего лучше не придумала, как глупо улыбнуться. Тут еще папа добавил, громко покряхтев и поставив меня на ступеньки:

— И тяжелая же ты стала, коровёшка! Кушала хорошо без нас, да?

Кажется, сверху на лестнице кто-то хмыкнул.

Дальше моим мозгам было чем заняться… Как спустилась, как поднялась — не помню. Что здесь делает Арсен? Неужели… неужели он — мой сосед! И что теперь будет? Много чего успела я передумать. Из ступора вывел голос папы:

— Вот какие у меня женщины — на двадцатый этаж сами дошли. Без передышки! А двинем завтра в горы с утречка?

Мама устало машет рукой:

— Открывай уже, давай! Кошку надо было найти — первую впустить, — она утирает пот с шеи.

Папа, громко напевая что-то бравурное, открывает НАШУ дверь. Мы заходим…

За дверью неожиданно много света и … гор. С десятого этажа открывается потрясающий вид на снежные вершины. А сколько тут места!

Обходим квартиру, выглядываем в окна, радостно топчемся на лоджии.

Ходим, смотрим… Потом я начинаю носиться, кружиться по комнатам. Горы — в каждом окне. Солнце танцует, опустив лучи-ножки на пол. Останавливаюсь.

— О, да ты уже и комнату свою нашла! — улыбается папа, стоя в дверях.

Моя комната! Сажусь, нежно глажу скользкий паркет рукой. Потом ложусь и начинаю крутиться волчком, зажмурив глаза от удовольствия. Нелепо — но так хочется!

Неслышно подходит мама. Шепчет отцу, но я все равно слышу:

— Вот из-за этого стоило там терпеть… Смотри на Миру… счастливая, да?

Украдкой скашиваю глаза на них: стоят обнявшись, папа гладит маму по волосам. После Астаны они стали такие дружные! Мама просит:

— Мышка, ты тут пока пофантазируй, где у тебя что будет стоять из мебели, что на стены хочешь, на пол. Как скажешь, так и сделаем — обещаю!

Закрываю глаза. Слушаю… Или — чувствую. Вот сейчас я — Мира — лежу в центре своей Вселенной. Смешно как-то думать, когда у тебя целая Вселенная, где поставить стол, а где — тумбочку. Может, лучше их нарисовать? А спать и на полу можно. В конце концов, кровь — дело серьезное! Кровь предков-кочевников говорит мне: «Мира, какие ещё кровати?» А эти белые стены я разрисую: моя же комната. А я — художница.