Шрифт:
— Точно с неба упал, — сказала Мария.
Минуту спустя в столовой дворца графини Казерта появился маленький, пухлый, румяный человечек с таким видом, как будто бы только что вышел от «Лурса» или «Семадени». Он приложился к руке Билинской, разгладил усы и, довольно холодно поздоровавшись со Спыхалой, подсел к столу.
— Целую ручки, сударыня, — сказал он Билинской. — Мне кажется, мое присутствие будет здесь не лишним.
Он сидел с довольным и исполненным достоинства видом.
— Когда вы приехали, княгиня? — осведомился Шушкевич у Билинской. — не нуждаетесь ли в чем-нибудь?
— В настоящий момент только в советах, — сказал Спыхала.
— Можно ли видеть графиню? — спросил Шушкевич.
— Сейчас. — И Мария обратилась к Болеславу: — Попросите, пожалуйста, сеньору Розу.
Вошла высокая женщина в трауре, длиннолицая, с мясистым носом. Ее большие выпуклые голубые глаза вопросительно скользили по лицам присутствующих. Она не очень хорошо представляла себе, кто эти люди.
— Роза, — сказала Билинская, — это пан Шушкевич, доверенный мамы. Он только что приехал из Варшавы.
— В самом деле? — спросила графиня Казерта. — Вы, по всей вероятности, привезли мамино завещание?
Роза говорила по-польски с таким странным акцентом, что казалось, будто она изъяснялась на иностранном языке.
— Я не привез завещания княгини Анны, но знаю, где оно находится. Перед отъездом из Варшавы княгиня передала его на хранение нотариусу Хеттлингеру. Мне известно содержание этого документа, — добавил Шушкевич, многозначительно и с какой-то грустью уставившись своими маленькими глазками на Марию. Но Билинскую это не встревожило.
— Ну, одна пропажа нашлась, — сказала она.
— Разве есть еще какая-нибудь? — с некоторым интересом осведомился Шушкевич и снова провел рукой по белесым усам.
Вошла Потелиос. Только на ней одной траур не выглядел пустой формальностью. Он лишь подчеркивал скорбное выражение лица этой женщины, казалось, совершенно выбитой из колеи смертью приятельницы.
— Увы, — ответила Мария Шушкевичу, когда кончились взаимные приветствия, — мы не можем найти маминых драгоценностей. Как вы думаете, не оставила ли она их в Варшаве?
— Я видела, как она их распаковывала по приезде, — заявила Потелиос. — Княгиня носила все эти драгоценности на себе, — добавила она.
Роза забеспокоилась.
— Если бы она их носила, они были бы здесь, — произнесла она с расстановкой. — Здесь они пропасть не могли.
Шушкевич внимательно оглядел всех сидевших за столом, потом опустил глаза, словно что-то обдумывая, и наконец молвил спокойно и тихо:
— Это не имеет ни малейшего значения.
— Почему? — спросили одновременно Мария и Роза, а Казимеж испытующе посмотрел на доверенного.
— Княгиня свои драгоценности оставила в Варшаве, в сейфе, а с собой взяла, как обычно, только имитации.
Роза откинулась на спинку кресла и глянула на Шушкевича так, словно увидела его первый раз в жизни.
— Вы в этом уверены? — спросила она.
— Разумеется, графиня, — любезно ответил Шушкевич.
— Оба колье, и жемчуга, и серьги? И оба браслета с сапфирами? Все это были имитации? — допытывалась Роза, перебрасывая слоги, как орехи. — Как же так?
— Да, драгоценности княгини были фальшивые. Настоящие всегда лежали в сейфе в Варшаве. Имитации делал в Париже Картье или Бушерон. Еще в двенадцатом году. Верно, сударыня? — вдруг спросил он, поднимая свои маленькие глазки и сверля ими Потелиос.
— C’est vrai [70] , мрачно подтвердила старая дева. — Картье.
— Вот видите. Следовательно, невелика потеря — тут и говорить-то не о чем, и уж, конечно, не стоит в это дело впутывать полицию.
После обеда Спыхала отправился в гостиницу. Вечерний воздух Палермо дышал пегой. Толпы людей исчезли с улиц, казавшихся сейчас голубыми и пустынными.
А Шушкевич обосновался между тем во дворце Казерта. Он уже укладывался спать, когда послышался стук в дверь. Вошла Потелиос с атласной коробкой в руке. Она села в кресло и молча подала Шушкевичу коробку — довольно внушительных размеров.
70
Это верно (франц.).
— Все?.. — невозмутимо спросил поверенный.
— Все. Конечно, были у Розы. Только не говорите Билинской. Скажите, что они нашлись в сейфе графа.
— Вот видите, сударыня. Я сразу подумал, что они найдутся.
Ключиком, торчащим в замке, он открыл шкатулку, вынул несколько сафьяновых и бархатных футляров различной формы и разложил драгоценности на столе. Они засверкали в свете электрических ламп.
— Отлично, — проговорил Шушкевич, перебирая содержимое шкатулки. — Два колье, диадема, два жемчужных ожерелья, розовый жемчуг, два браслета с сапфирами, серьги двенадцатикаратовые, шесть колец, — перечислял он, словно зачитывая список, — бриллиантовая брошка. Все на месте. А где брошка с рубинами?