Шрифт:
Он вскочил на ноги и оглянулся, как загнанное животное.
— Смерть? — Если раньше на его лице был шторм, то теперь — целый ураган. — Думаешь, я собираюсь убить Джослин? — пронзительно зашептал он. — Она не имеет к этому никакого отношения. Я не собираюсь убивать ее или кого-нибудь еще! Что за чертовщину они сказали тебе обо мне?
— Ничего, — я встала. Он попятился, словно я угрожала ему чем-то.
— Поверить не могу, что ты купилась на это. Они такие… сказали, что я плохой парень? — его смех был горьким.
Я чего-то недопонимала.
— Тогда почему ты здесь? Все говорят, что ты не ходишь на такие мероприятия.
— И это значит, что раз уж я пришел, то я убийца?
— Нет, но почему на этот раз? Почему сегодня?
— Я не знаю!
Он встретился со мной глазами. Когда я не отвела взгляда, его ярость немного поутихла.
— Подумай, Герман. Почему сегодня?
Он надавил ладонями на глаза. Когда он, наконец, посмотрел на меня, от меня не ускользнуло его удивление.
— Я не знаю. Я просто, — он покосился, — чувствую, что пора идти. Что мне нужно уходить.
Я мысленно вернулась к разговору, который послушала во сне, вспоминая слова Эхо. Слова монстра, решившего нажиться на разгневанном парне, который не мог пережить смерть брата.
— Легкий толчок, — сказала я тихо. Теперь я понимала роль Германа во всем этом. И что Джослин не единственная находилась в опасности. — Герман, — он казался таким потерянным, что я взяла его за руку и трясла ее, пока он не посмотрел на меня. — Это будет звучать странно, но, — я отпустила его, чтобы расстегнуть цепочку на моем кельтском кресте, — тебе нужно надеть это.
Его вопросительный взгляд превратился в отвращение, когда он взглянул поверх моего плеча.
— Прекрасно.
Горячая рука сомкнулась на моем запястье. Одним быстрым движением кто-то развернул меня, наклонился, перекинул меня через плечо и встал, легко поднимая меня в воздух. Я уставилась в землю, пытаясь вдохнуть через давление на живот. Закинув меня на спину как последнюю добычу, рука парня сжала мои бедра, прижимая их к своей груди.
Только не опять.
— Блэйк! — но мои пальцы наткнулись на мягкую кожу. — Эйдан?! Опусти меня!
— Герман, тебе лучше…
Герман оборвал предупреждение Эйдана, сказав с отвращением:
— Забери ее, чувак, — я слышала, как он уходит. — Она сумасшедшая.
— Герман, подожди! Эйдан, отпусти меня!
— Ни за что, — прорычал он. — Я выучил урок. В конце концов, Блэйк поступил правильно.
Я уперлась рукой ему в спину, наблюдая, как движется земля подо мной, зная, что с каждой секундой отдаляюсь от Германа и Джослин. Он старательно топал, заставляя меня порадоваться, что я ничего не ела. Поездка не из приятных. Я хмыкнула, включив актрису:
— Значит, ты просто копируешь методы совращения Блэйка?
Это его остановило.
Через секунду он поставил меня на ноги, отошел и широко расставил руки. Его тело и голос выдавали напряжение, которое он изо всех сил старался контролировать.
— Ты права. Прости, — он посмотрел вверх. — Я просто пытаюсь… — он сжал и разжал кулаки.
— Защитить меня.
— Да! — он ухватился за слово, как утопающий за спасательный круг. — И это так… так…
— Расстраивает тебя, потому что я не говорю всего.
— Точно! И…
— Ты злишься, потому что я тебе не доверяю.
— Определенно.
— И ты знаешь, что если расскажешь мне кое-что, это поможет, но ты не привык доверять посторонним. Ты не знаешь, как я отреагирую, опасно ли это. Ты чувствуешь себя фриком со странной и безумной жизнью, и никому этого не понять. И не помочь. Кроме того, ты так долго хранил эти секреты, что это уже вошло в привычку, от которой жутко сложно избавиться. И вообще, если я не начну доверять тебе первой, с какой стати тебе доверять мне?
Его руки потянулись вперед, выражение сменилось облегчением.
— Именно.
— Да, Эйдан, — я боролась с горячими слезами, которые пытались пробить мою линию обороны. — Я точно знаю, что ты чувствуешь, потому что я…
— Чувствуешь то же самое, — он опустил одну руку. Другой провел руками по волосам. — Да. Я должен был подумать.
Звуки вечеринки, казалось, начали угасать, оставляя нас двоих в приглушенном, заряженном эмоциями пузыре. Мерцающие тени танцевали на прекрасном лице Эйдана, когда он долго смотрел на меня своими темными, ласковыми, сочувственными глазами.