Холопы принесли вино и блюда с ломтями холодного мяса. Братья наскоро утолили звериный голод.

– Для чего позвал меня, князь? – раздался голос в дверях.

Олег Святославич неторопливо вытер руки и наставительно сказал:

– Раб не спрашивает, зачем зовет хозяин. Закрой дверь и поди сюда.

Нестор исполнил требование.

– Знаешь уже, что Изяслав убит?

– Знаю, князь. – Книжник осенился печальным крестом.

– Ну, я жду, что ж не поучаешь меня?! – уязвил его Олег, пытаясь заглянуть в глаза чернеца. Однако тот глядел в пол, не поднимая головы. – Секи меня словесным мечом, сокрушай булатом обличения. Излей на меня праведный гнев. А я послушаю да подивлюсь твердости твоей веры.

Нестор подавленно молчал.

– Давай же, чернец, суди меня! – остервенился Олег. – Скажи, что мне надо делать – посыпать голову пеплом, одеться во вретище и босым идти к братцу Владимиру, вымаливать прощения за то, что силой взял свой стол?

Книжник помотал головой и вдруг упал на колени, истово перекрестился.

– Не хочу более никого поучать, князь, – глухо молвил он. – Ныне молюсь только о своих грехах, гордыней нажитых. Если же впрямь хочешь успокоения своей душе, то покайся перед Богом о сгубленной жизни отрока, крестника своего.

– За что мне каяться? Не я его убил. Ты же говорил, что Изяслав сам себя накажет.

– А тебе, князь, подобало думать не о том, чтоб он был наказан, а о том, чтоб спасен был. Что ты сделал для этого? – книжник поднял на Олега молящий взор.

Князь не знал, как ответить.

– Скажи, что мне теперь делать, – повторил он спокойно.

– Напиши брату о гибели его чада. Пусть узнает от тебя, а не от других. Подумай о горе, которое ты принес отцу и матери отрока. Будь к ним добр сердцем и пошли слова утешительные. Этим не только своей душе поможешь, но и с князем Владимиром поладишь. Не станет он яриться на тебя за гибель детища. Уладитесь, как и хотели, когда целовали друг другу крест.

– Сделай, брат, как говорит этот монах, – воскликнул Ярослав.

Князь думал так долго, что Нестор, словно забыв о нем, стал молиться на образ Богородицы в углу светлицы.

– Прав ты, монах, – наконец произнес Олег, – в том, что лучше тебе поклоны бить, чем поучать князей. Зря я тебя позвал, желая услышать разумные слова. Если напишу Владимиру, он подумает, что я страшусь его. Не хочу унижать себя перед ним и его дружиной.

Нестор поднялся с колен.

– Иди в Спасский монастырь и оплакивай Изяслава, – велел князь. – Завтра похороню его там.

Когда книжник ушел, Олег сказал:

– Буду воевать с Мономахом, пока Бог меня не остановит! Назад пути нет. Мертвый Изяслав теперь всегда будет стоять между нами.

Ярослав сел на лавке поперек и притянул к груди колени.

– Я не хочу воевать с переяславским князем. Ты клялся на распятии в Стародубе, что замиришься с братьями.

– Не будь дураком, Славша, – отрубил Олег, – и не верь клятвам. Получишь Муром тогда, когда я добуду себе другой стол. Тебе придется воевать.

Ярослав тяжко вздохнул, воскрешая в памяти образ языческой девы-воительницы. Для того, чтоб найти ее, он готов был обойти хоть всю Русь. Но не много ли крови она потребует взамен его непролитой? И стоит ли она того, чтобы ценой этой крови сделаться княгиней муромской? Стоит ли эта дева его покаяния?

17

Митрополитов, назначенных из Царьграда, Русь встречала в низовьях Днепра у крепости Олешье. Киевский князь Святополк Изяславич, узнав о новом владыке первым, первым же отправил в днепровское устье своих послов. Без малого месяц пять княжьих лодий стояли у пристаней, а послы скучали, пока дожидались митрополита с его многочисленной свитой. Сойдя с греческой галеры, митрополит Николай сурово оглядел свою новую паству. Но узнав, что среди послов нет людей князя Мономаха, расправил морщины на широком лбу и благословил киевских мужей. Лодьи, ощетинившиеся сорока веслами, бодро пошли вверх по холодеющим на зиму водам Днепра.

Осень входила в силу, степняки откочевывали к морю и уже не наскакивали на путников, обходящих днепровские пороги с лодьями на плечах. Но греки все же поволновались. Да и всякий, кто впервые видел скалистые стены, сжимавшие реку, и острые зубья, торчавшие из бурной воды, сам каменел от ужаса.

Выше порогов плыли хотя и спокойно, но с каждым встречным судном осторожничали. Киевские послы, выполняя наказ Святополка, готовы были хоть в бочку спрятать митрополита, только б не подпустить к нему переяславских бояр и самого князя Мономаха. На руку им было то, что владыка и сам покуда отвращался от знакомства с внуком греческого царя Константина.

Возле устья Трубежа наконец дождались неприятной встречи. На середину Днепра вышли четыре лодьи и поплыли бок о бок с митрополичьим обозом, мерно взрыхляя веслами воду. Святополковы мужи сперва сделали вид, будто ничего не заметили. На оклики с переяславских судов не отвечали, и предложение остановиться у Заруба камнем бултыхнулось в воду. Сам князь Владимир, вставший на носу передней лодьи, принялся поименно вызывать киевских бояр, каких знал.

– Пошто оглохли, мужи бояре стольноградские? Или вам брат мой велел залить уши воском? Отвечайте, когда русский князь требует!