Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы
вернуться

Несмелов Арсений Иванович
Шрифт:

ИНТЕРВЕНТЫ [113]

Серб, боснийский солдат и английский матрос Поджидали у моста быстроглазую швейку. Каждый думал: моя! Каждый нежность ей нес И за девичий взор, и за нежную шейку… И врагами присели они на скамейку, Серб, боснийский солдат и английский матрос. Серб любил свой Дунай. Англичанин давно Ничего не любил, кроме трубки и виски… А девчонка не шла; становилось темно. Опустили к воде тучи саван свой низкий. И солдат посмотрел на матроса как близкий, Словно другом тот был или знались давно. Закурили, сказав на своем языке Каждый что-то о том, что Россия — болото. Загорелась на лицах у них позолота От затяжек… А там, далеко, на реке, Русский парень запел заунывное что-то… Каждый хмуро ворчал на своем языке. А потом в кабачке, где гудел контрабас, Недовольно ворча на визгливые скрипки, Пили огненный спирт и запененный квас И друг другу сквозь дым посылали улыбки. Через залитый стол неопрятный и зыбкий У окна в кабачке, где гудел контрабас. Каждый хочет любить — и солдат, и моряк, Каждый хочет иметь и невесту, и друга, Только дни тяжелы, только дни наши — вьюга, Только вьюга они, заклубившая мрак. Так кричали они, понимая друг друга, Черный сербский солдат и английский матрос. 1920

113

Интервенты.Как и перепечатанное с небольшими разночтениями в этом же сборнике стихотворение «Морские чудеса» (см. сб. «Уступы»), относится к владивостокскому периоду творчества поэта: первая публикация его (по словам самого Несмелова, которые подтверждены de visu) имела место в газете «Голос родины» от 4 марта 1920 года под заголовком «Соперники». По утверждению автора, это первое стихотворение, появившееся в печати под псевдонимом «Арсений Несмелов» (см. в воспоминаниях «О себе и о Владивостоке», т. 2 наст. изд.). В наши дни во время американо-югославского конфликта превратилось в популярную песню (в тексте песни ключевая строка была изменена: «Югославский солдат и английский матрос»).

СТИХИ О ХАРБИНЕ [114]

I Под асфальт сухой и гладкий, Наледь наших лет, Изыскательской палатки Канул давний след… Флаг Российский. Коновязи. Говор казаков. Нет с былым и робкой связи, — Русский рок таков. Инженер. Расстегнут ворот. Фляга. Карабин. «Здесь построим русский город, Назовем — Харбин». Без тропы и без дороги Шел, работе рад. Ковылял за ним трехногий Нивелир-снаряд. Перед днем Российской встряски, Через двести лет, Не Петровской ли закваски Запоздалый след? Не державное ли слово Сквозь века: приказ. Новый город зачат снова, Но в последний раз. II Как чума, тревога бродит — Гул лихих годин… Рок черту свою проводит Близ тебя, Харбин. Взрывы дальние, глухие, Алый взлет огня, — Вот и нет тебя, Россия, Государыня! Мало воздуха и света, Думаем, молчим. На осколке мы планеты В будущее мчим! Скоро ль кануть иль не скоро — Сумрак наш рассей… Про запас Ты, видно, город Выстроила сей. Сколько ждать десятилетий, Что, комуберечь? Позабудут скоро дети Отческую речь. III Милый город, горд и строен, Будет день такой, Что не вспомнят, что построен Русской ты рукой. Пусть удел подобный горек — Не опустим глаз: Вспомяни, старик-историк, Вспомяни о нас. Ты забытое отыщешь, Впишешь в скорбный лист, Да на русское кладбище Забежит турист. Он возьмет с собой словарик Надписи читать… Так погаснет наш фонарик, Утомясь мерцать!

114

Стихи о Харбине (I–III).Современная китайская историческая наука не считает принятую в российской историографии дату основания Харбина (1898) датой именно основания современного города, — впервые упоминается (как поселение) в китайской документации в 1864 году; однако для русских эмигрантов в Харбине факт основания Харбина как железнодорожного центра Маньчжурии возле КВЖД никогда не подвергался сомнению; строился город под руководством русских инженеров, но рабочими на его строительстве были по преимуществу китайцы. «Назовем — Харбин…»— современная китайская наука возводит название города к маньчжурскому словосочетанию, означающему «длинный остров» (т. е. такой, каким видится на карте).

ПОХИТИТЕЛИ

Бессилие окраин. Скользких троп Скрещение на пустыре. Крапива. Заводской вышки облысевший лоб С громоотводом топким, как рапира. Корчма. Ступени. Нависает свод. Слоистый дым. Колючих взоров наглость. Письмо, печать… И на печати — под Лобастым черепом — две кости накрест. Безжалостность окраин. Главаря Рычащий шепот… Дотлевает запад. Показывает ночь у фонаря Двоих бродяг в широкополых шляпах. И — «ах!» (как в пропасть). Хладная гроза Причмокиванья, смакованья сдула. Как шпага, устремляется в глаза Гипнотизирующий палец дула. По пустырям. Из бесфонарной мглы Навстречу мчат строенья и ограды, И двое в масках, опустив стволы, Над жалкой жертвой скрещивают взгляды.

ХУНХУЗ [115]

О жене и матери забыл, Маузер прикладистый добыл И, тугие плечи оголя, Вышел за околицу в поля. Те же джунгли этот гаолян, Только без озер и без полян. Здесь на свист хунхуза — за версту Свистом отзывается хунхуз. Было много пищи и добра, Были добрые маузера, Но под осень, кочки оголя, Сняли косы пышный гаолян. Далеко до сопок и тайги Наседали сильные враги, И горнист с серебряной трубой Правильно развертывает бой. И хунхуза, сдавшегося в плен, Чьи-то руки подняли с колен, Связанного бросили в тюрьму, Отрубили голову ему. И на длинной жерди голова Не жива была и не мертва, И над ней кружилось воронье: Птицы ссорились из-за нее.

115

Хунхуз. Хунхуз (букв. «краснобородый») — разбойник. Иногда для устрашения обывателей хунхузы красили бороды в красный цвет, отсюда и название.

ОКОЛО ЦИЦИКАРА [116]

По дороге, с ее горба, Ковыляя, скрипит арба. Под ярмом опустил кадык До земли белолобый бык. А за ним ускоряет шаг И погонщик, по пояс наг. От загара его плечо Так коричнево горячо. Степь закатом озарена. Облака — как янтарь зерна, Как зерна золотистый град, Что струился в арбу с лопат. Торопливо погружено, Ляжет в красный вагон оно, И закружит железный вихрь, Закачает до стран чужих. До чудесных далеких стран, Где и угольщик — капитан, Где не знают, как черный бык Опускает к земле кадык, Как со склона, с его горба, Подгоняет быка арба. Так и тысячи лет назад Шли они, опустив глаза, Наклонив над дорогой лбы, Человек и тяжелый бык.

116

Около Цицикара.Цицикар — маньчжурский город; построен в 1691 году к северу от западной ветки КВЖД, в 359 км от Харбина. В Цицикаре Несмелов периодически жил в 1925–1928 годах. Довольно мрачное его описание содержится в главе VI поэмы «Нина Гранина».

ПЕСНИ ОБ УЛЕНСПИГЕЛЕ [117]

В.К. Обухову

I По затихшим фландрским селам, Полон юношеских сил, Пересмешником веселым Уленспигель проходил. А в стране веселья мало, Слышен только лязг оков, — Инквизиция сжигала На кострах еретиков. И, склонясь на подоконник, — Есть и трапезам предел, — Подозрительно каноник На прохожего глядел: «Почему ты, парень, весел, Если всюду только плач? Как бы парня не повесил На столбах своих палач…» Пышет. Смотрит исподлобья. Пальцем строго покачал. «Полно, ваше преподобье! — Уленспигель отвечал. — Простачок я, щебет птичий, Песня сёл и деревень: Для такой ничтожной дичи Не тревожьте вашу лень». II С толстым другом, другом верным, Полон юношеских сил, По гулянкам и тавернам Уленспигель колесил. Громче дудка, резче пищик, — Чем не ярмарочный шут? Вопрошал испанский сыщик: «Почему они поют? Что-то слишком весел малый. Где почтительность и страх? Инквизиция сжигала Не таких ли на кострах?» И при всем честном народе (Мало лиц и много рыл) — «Полно, ваше благородье! — Уленспигель говорил. — Не глядите столь ощерясь, Велика ль моя вина? Злая Лютерова ересь Не в бутылке же вина?» Но когда, забывшись с милкой, Ник шпион к ее ушку, Звонко падала бутылка На проклятую башку. III С дудкой, с бубном, с арбалетом, Полон юношеских сил, То солдатом, то поэтом Уленспигель колесил. Он шагал землею фландрской Без герольда и пажа, Но ему Вильгельм Оранский Руку грубую пожал. Скупо молвил Молчаливый, Ус косматый теребя: «Бог, к поэтам справедливый, Ставит рыцарем тебя!» Шляпу огненного фетра Скинул парень не спеша: «Я — не рыцарь, ваша светлость, Я — народная душа! Буря злится, буря длится, Потопляет берега, — Правь победу, честный рыцарь, Опрокидывай врага. Нету жребия чудесней, И сиять обоим нам, Если ж требуются песни, Прикажи — я песни дам». IV Гей, палач, не жди, не мешкай, Завивай покрепче жгут: С истребляющей усмешкой Уленспигели идут. Кровь на дыбе — ей точило, На кострах — ее закал, Бочке с порохом вручила Огневой она запал: — На! Довольно прятать силу, Львистым пламенем взыграй: Верных чествуй, слабых милуй, Угнетающих карай. Пусть рычат — не верьте в гибель: Не на вас — на них гроза… И хохочет Уленспигель В узколобые глаза: «Поединка просит сердце, Маски кротости — долой… Герцог Альба, черный герцог, Ты со шпагой, я — с метлой!» Пил и пел. Рубил. Обедал. Громоздился на осла. И веселая победа Уленспигеля несла. V Уленспигель, Уленспигель, Не всегда ли с той поры Ты спешишь туда, где гибель, Палачи и топоры? И от песен на пирушке, От гулянок, ассамблей С фитилем подходишь к пушке На восставшем корабле. Меткой шуткой ободряешь, Покачаешь головой — И, как искра, вдруг взрываешь Весь запас пороховой. Так. Живая сила ищет Бега. Уровни растут. У плотины встанет сыщик И каноник встанет тут. Но, как знамя, светит гезам Пламенеющий берет: — Никаким не верь угрозам, Для бессмертных смерти — нет! Где ты нынче? В песнях, в книге ль Только твой победный знак? Где ты, тощий Уленспигель, Толстый Ламе Гоодзак?

117

Песни о Уленспигеле (1–5).Несмелов использует не основную, прижившуюся в России форму имени национального героя Фландрии (Уленшпигель, букв. «зеркало совы»), но приближенную к оригинальной нидерландской, — так же, как и имя его спутника «Ламме Гоодзак» вместо привычного» «Гудзак». В. К. Обухов— Василий Константинович Обухов (1905–1949), харбинский поэт и прозаик, автор сборника стихотворений «Песчаный берег» (Харбин, 1941). Вильгельм Оранский(1533–1584) — деятель нидерландской революции, первый глава независимых Нидерландов. Герцог Альба— Альварес де Толедо Фернандо, герцог Альба (1507–1582), испанский полководец, правитель Нидерландов в 1567–1573. Пытался подавить Нидерландскую революцию.

В СОЧЕЛЬНИК

Нынче ветер с востока на запад, И по мерзлой маньчжурской земле Начинает поземка царапать И бежит, исчезая во мгле. С этим ветром холодным и колким, Что в окно начинает стучать, К зауральским серебряным елкам Хорошо бы сегодня умчать. Над российским простором промчаться, Рассекая метельную высь, Над какой-нибудь Вяткой иль Гжатском, Над родною Москвой пронестись. И в рождественский вечер послушать Трепетание сердца страны, Заглянуть в непокорную душу, В роковые ее глубины. Родников ее недруг не выскреб: Не в глуши ли болот и лесов Загораются первые искры Затаенных до срока скитов. Как в татарщину, в годы глухие, Как в те темные годы, когда В дыме битв зачиналась Россия, Собирала свои города. Нелюдима она, невидима, Темный бор замыкает кольцо. Закрывает бесстрастная схима Молодое худое лицо. Но и ныне, как прежде когда-то, Не осилить Россию беде, И запавшие очи подняты К золотой Вифлеемской звезде.

КАСЬЯН И МИКОЛА [118]

Призвал Господь к престолу В чертогах голубых Касьяна и Миколу — Угодников своих. Спеша на Божий вызов, Дороден и румян, В блистающие ризы Украсился Касьян. Пришел — и очи долу. Потом заговорил: «Почто, Творец, Миколу Ты столько возлюбил?.. Я с просьбишкою ныне К стопам твоим гряду: Он дважды именинник, А я лишь раз в году. За что такие ласки — Ответить пожелай…» …Подходит в старой ряске Святитель Николай. И с отческой усмешкой Спросил его Благой: «Ты почему замешкал, Угодник дорогой? Какое Божье дело Ты на земле творил?» Взглянул святой несмело И так заговорил: «Архангел кликал звонко, Услышал я, иду, Да русский мужичонка, Гляжу, попал в беду. Дрова он воеводе Спешил доставить в срок Да на трясце-болоте И увязил возок. И мужичонка серый, Российский человек, Ко мне с великой верой В мольбе своей прибег. Я что ж… из топи тряской Я вызволил возца. Прости уж, что на ряске Землица и грязца. Твоя велика милость, — Помедлил я приказ…» Но звездно покатилась Слеза из Божьих глаз. С тишайшей лаской голос Сказал с престола сил: «Ты вот как мне, Микола, Поступком угодил. Ты с Арием был строгий, Но ласков с мужичком, — Отри ж, святитель, ноги Хоть этим облачком… Тебе ж, — с прискорбьем очи Повел к Касьяну Бог, — Не сделаю короче Твой именинный срок. Спесив, как воевода, Ты сердцем не смирён!..» И раз в четыре года Стал именинник он.

118

Касьян и Микола. «И раз в четыре года…»— День Св. Касьяна отмечается Православной церковью 29 февраля (старого стиля), в високосные годы. Строго говоря, православная церковь отмечает в этот день память не только преподобного Кассиана Римлянина (ум.435), основателя монастырей в Галлии и борца с несторианами, но и преподобного Кассиана, затворника и постника Печерского, жившего в XII столетии. В народном календаре 29 февраля — т. н. «Касьян-немилостивый», «святой злопамятный, недоброжелательный, отчего его и праздновали раз в 4 года. В этот день и накануне прекращались работы» (»Российский историко-бытовой словарь», М., 1999, С.188); отсюда и сюжет стихотворения. Ср. также: «…у русских широко распространена легенда о путешествии Касьяна и Николая к Богу в рай, во время которого им повстречался мужик, увязивший свой воз посреди дороги. В ответ на просьбу помочь вытащить воз Касьян отказывает мужику, мотивируя отказ боязнью испачкать свои одежды и в грязном виде предстать перед Богом. Николай же, не говоря ни слова, помогает мужику. В раю Бог оценил по достоинству поступок Николая, а в поведении Касьяна усмотрел лукавство, отчего и определил Касьяну быть именинником один раз в четыре года, а св. Николаю два раза в год — за его доброту». (Русский праздник. Иллюстрированная энциклопедия. СПб, 2001. С. 222).