— Мона, — сказал он.

Она обернулась, губы и глаза ее блестели, сердце стучало. Она улыбнулась ему. Она по-прежнему его девушка номер один. Он по-прежнему занимается ее карьерой, ее делами, он ее бог и хозяин. Ничто не изменилось. Ничто и не должно измениться.

— Мона, я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня.

— Для тебя, Джонни, все что угодно!

Ее слова прозвучали очень искренне.

— Я хочу, чтобы ты пошла работать в агентство Кристы Кенвуд, — сказал он.

Криста проскользнула в книжную лавку. Здесь было тихо и прохладно — настоящее убежище от бьющей в глаза вульгарности Дюваль-стрит. Эта лавка напоминала ей Лондон или Гринвич-Вилледж в Нью-Йорке — места, где к чтению относятся серьезно. Здесь не бывало ни безвкусных реклам бестселлеров, ни флагов, ни гор книг, отпугивающих уже одним своим количеством. Тут хватало места, чтобы побродить между книжными полками, стояла пара кресел для посетителей, которые хотели просмотреть какую-нибудь книгу. Здесь царила атмосфера диккенсовских времен, напоминавшая вам, что книги — это пища для ума, а не закуска для воображения, которую можно проглотить между двумя станциями метро.

Криста знала, что ищет, и опять ее охватило непонятное чувство вины.

— У вас есть какие-нибудь книги Питера Стайна? — спросила она девушку за прилавком.

— Вон та стена, — последовал серьезный ответ.

Криста прошла в направлении, которое указывал палец. Продавщица слегка преувеличила: на полках стояли книги не одного только Стайна. Он находился там в хорошей компании побывавших в Майами писателей. Хемингуэй, Макгуане, Теннесси Уильямс — все они наслаждались тропическим одиночеством этого города на самой окраине Америки, в том числе и этот невозможный мужчина, чью жизнь она спасла. Криста обнаружила на полке десять экземпляров «Детской игры». Взяла в руки один из них и посмотрела на последнюю сторону обложки, с которой на нее обвиняюще уставилась его физиономия. Фотографу удалось уловить агрессивность этого лица, беспокойство и, конечно же, обаяние. Она улыбнулась. Он отвечал ей сердитым взглядом. Криста положила книгу на прилавок. Она решила купить ее. Потом стала просматривать другие заголовки. «Здесь нельзя приземляться», судя по аннотации, был страстным антивоенным гимном, рассказывающим о смелости человека, который отказывается убивать, и противопоставляющим его тем, кто, не рассуждая, подчиняется приказам, не задает никаких вопросов и ни о чем не мечтает. Криста положила эту книгу поверх «Детской игры». Следующая книга, попавшаяся ей на глаза, называлась «Мужчина, который любил мужчин». «Восхитительный полет воображения гетеросексуала в мир геев», — было напечатано на клапане обложки.

Три книги. Три совершенно разных предмета исследования. Но Криста уже могла определить их общую тему. Герои Питера Стайна — одиночки, стоящие вне общества. Они бросают вызов условностям. Они отказываются от легкой жизни и ищут трудностей, и когда наконец умирают, то оказываются живы в призрачном мире. Интеллектуальные диссиденты, гомосексуалисты, дети — все они со стороны смотрят на этот уютный, взрослый, нормальный мир.

— Я получаю по три бакса с книги, — раздался голос у нее за спиной.

Криста резко обернулась. О Боже, нет! О Боже, нет! Он склонил голову набок, вопросительно глядя на нее. Его лицо было темнее, чем ей помнилось, зубы белее, необыкновенные глаза еще неотразимее. На нем были мешковатые шорты цвета хаки, простенькая белая тенниска, а волосы представляли настоящий гимн анархии.

— О Боже, как вы меня напугали! Застукали в тот момент, когда я покупала ваши книги.

— Совершенно верно, застукал, — сказал Питер Стайн, блеснув глазами. — Надеюсь, вам удастся выжить после депрессии, которую они вызывают.

Криста вспыхнула при этом напоминании о вечеринке. Каждое слово из той их перебранки отпечаталось в ее мозгу.

— На самом деле, ваши книги по-своему увлекательны. Вы разозлили меня тогда. Наверное, я хотела причинить вам боль.

Теперь она улыбалась, глядя ему прямо в глаза, оправившись от первоначального шока. Криста не извинялась за тогдашние свои слова, так как говорила то, что чувствовала. Он тоже, по всей видимости, не намеревался приносить извинений.

— Что привело вас в Ки-Уэст? — Вопрос был задан с глубокой заинтересованностью, а не просто ради поддержания светской беседы.

— Я подыскиваю место съемок для рекламной кампании Мэри Уитни.

— Подыскиваете в книжной лавке?

— Я хотела спрятаться тут от жары. — Солгав, Криста покраснела.

— А я прихожу сюда иногда, чтобы спрятаться от мира.

— Я думала, что писателям хотелось бы сбежать от книг.

— Писатели хотят сбежать от самих себя. Книги служат спасательным люком, только если они написаны кем-то другим.

Питер рассмеялся коротким невеселым смешком, который только подчеркнул серьезность его слов. Он выглядел абсолютно трагически, стоя с опущенными плечами, словно нес на них всю тяжесть своего искусства.

— У вас это звучит как кровь, тяжелый труд, пот и слезы.

— Но делать-то надо, — сказал он просто.

— Предполагаю, рекламные фото делать не обязательно.

Его молчание говорило о том, что он с этим согласен, но теперь это выглядело иначе. Он не хотел принижать ее. Вероятно, помнил, чем это грозит.

— Какую из книг мне следует прочитать в первую очередь?

— Я думаю, книгу про детей.

Питер Стайн улыбнулся, на этот раз тепло, напоминая ей, что она говорила по поводу «Детской игры», но промолчал. Не хотел развивать эту тему.