А через два часа она уже была мертва…

Теперь, спустя пять лет, Колин рассматривал свое отражение в воде, плещущейся у ног. Он не знал, сколько просидел, охваченный воспоминаниями, но наверняка довольно долго, потому что когда выпрямился, то мышцы заныли. «Надо бы почаще наведываться в тренажерный зал», — поморщившись, отметил он про себя. В течение шести месяцев после курса реабилитации все его усилия были направлены на то, чтобы оставаться трезвым. Именно там, в реабилитационном центре в Аризоне, до него дошла весть о кончине деда. Эта новость выбила почву у него из-под ног. Он был так погружен в собственные проблемы, которые, подогретые алкоголем, поглощали его целиком, что крайне редко связывался с дедом. Он не в состоянии был даже приехать на похороны.

Теперь настало время решить, как быть с той частью его жизни, которая не вращалась вокруг общества анонимных алкоголиков.

Он оглянулся и обнаружил, что пес внимательно смотрит на него, словно размышляет о том же. На губах Колина заиграла слабая улыбка.

— Пойдем домой, парень, — сказал он, выходя на тропу.

Выше по дороге жила семейная пара приблизительно его возраста по фамилии Хенли. У них было двое маленьких детей, которые очень обрадовались возвращению пропавшего любимца. Мальчик тут же обнял пса за шею и зарылся лицом в его шерсть. Тот не сопротивлялся, лишь, преисполненный достоинства, терпеливо ждал, когда же его наконец отпустят.

— А мы все гадали, куда собаку занесло на этот раз. Спасибо, что привели его, — сказала Нора Хенли, подвижная маленькая женщина со светло-русыми с рыжеватым оттенком волосами, выстриженными клином. Она поглядела на собаку со смесью жалости и недовольства. — Мы взяли его к себе, потому что опасались, что иначе его усыпят. Но теперь мне кажется, что мы оказали ему медвежью услугу. Этот пес с удовольствием последовал бы за стариком. Бедное создание само не свое с тех пор, как его не стало. — Она снова перевела взгляд на Колина. — Мне очень жаль, что вашего деда не стало. Мы тут всего год, поэтому не успели узнать его поближе. Но он был хорошим соседом. А вот Томми, — она посмотрела на маленького мальчика, который как раз вынес собаке миску с водой, — действительно к нему привязался. Нам показалось, что мистер МакГинти хотел бы, чтобы мы присмотрели за Шепом.

Шеп.Колин несколько раз прокрутил в голове это имя. Действительно, подходящее. Кто он, как не овчарка [10] , утратившая смысл в жизни?

— Мне было примерно столько же, сколько вашему сыну, когда я начал сюда приезжать, — сказал он Хенли. — У моего деда тогда была другая собака, но тоже бордер-колли. Его звали Дики. Интересно, они родственники?

— Мистер Дитс мог бы ответить вам на этот вопрос, — сказал Дуг Хенли, подтянутый мужчина в очках с редеющими каштановыми волосами, ростом на целый фут выше своей миниатюрной жены. — Знаете, а ведь он жил в этом доме больше сорока лет. Так нам сказала его племянница.

Теперь Колин вспомнил, что Финдлэй, адвокат, говорил что-то о племяннице. Колин и понятия не имел, что у Дитса есть какая-то родня. Холостяк по жизни, неотесанный старый отшельник, казалось, он был рожден самим морем — как и создания, которыми он худо-бедно зарабатывал себе на жизнь.

— Она живет в Сиэтле, — продолжал Дуг, — поэтому и продала участок, не хотела морочиться с ремонтом. Если честно, я не могу ее в этом упрекнуть. Когда мы купили этот дом, он уже почти что на ладан дышал. — Он приобнял Нору за плечи. — Моей бедной жене пришлось практически все делать здесь самой. А я тем временем готовился к переезду и паковал вещи на материке.

Он пояснил, что продал свое право на партнерское участие в групповой зубоврачебной практике и теперь собирается открывать частную практику здесь, на острове.

Колин и сам видел, сколько усилий было вложено в восстановление коттеджа старого рыбака. Стены теперь были обиты кедровым гонтом вместо старой фанерной обшивки, а на месте поросшей мхом крыши блестела новая, металлическая. Над садом тоже хорошенько поработали: на смену дикорастущему зеленому клубку растений пришли аккуратные клумбы и грядочки, укрепленные железнодорожными шпалами. Более того, появился даже искусственный ручей, впадающий в озеро с золотыми рыбками.

— Единственное место, до которого мы еще не добрались, это сарай, — сказала Нора, указывая на полуразвалившееся ветхое строение. — Он доверху забит каким-то старьем, и я даже затрудняюсь определить, что там.

Сердце Колина учащенно забилось.

— Не возражаете, если я взгляну?

— Пожалуйста! — ответил Дуг. Судя по всему, он был бы только рад, если бы Колин унес весь этот хлам или хотя бы его часть с собой.

— Спасибо.

И Колин, сопровождаемый внимательным взглядом Шепа, направился в глубину двора. Он толкнул дверь сарая, и она подалась с пронзительным, негодующим визгом ржавых петель. Он продвигался в темноте на ощупь, пока не наткнулся на цепочку. Колин потянул за нее, и вверху загорелся свет, превращая гору старых ящиков у стены в рельефную тень. Пришлось подождать немного, пока глаза не привыкли и он не смог различить отдельные предметы в общей массе сваленных вещей: свернутые в бухту тросы, покосившаяся конструкция из ведер, надетых одно на другое, груда заплесневелых мешков, от которых исходил затхлый сырой запах. Внутри коробки с инструментами он нашел набор ржавых ножей для раздвигания створок устриц и пару задубевших от времени кожаных перчаток. Вот и все, что осталось от маленькой, некогда процветавшей устричной фермы.

К тому времени как Колин, весь перемазавшись, наконец выбрался из сарая, в его голове начал зарождаться некий план. Почему бы ему не создать устричную ферму? В его распоряжении была земля, время и достаточное количество приспособлений, чтобы худо-бедно выполнять основные действия. К тому же он сможет докупить все необходимое. Хороший план… Но тогда придется остаться на Грэйс Айленде и не продавать участок деда. Может ли он сделать это?

«А не сделать?» — возразил внутренний голос. Что ждало его в Нью-Йорке, за исключением разве что новых поводов напиться? У него не было работы, на которую нужно было возвращаться, и друзей, которые настаивали бы на том, чтобы он вернулся. А так у него хотя бы была цель. Пусть даже остальным она могла казаться бессмысленной.