Поэтому я самым отвратительным образом лазила по ящикам Машиного стола, чувствуя к себе самой легкие приступы отвращения, но в то же время находя и оправдания столь пакостным деяниям.

Поскольку девочка в своих пароксизмах страстной любви и страстной ненависти зашла в такой лабиринт, что выбраться оттуда становилось все проблематичней и проблематичнее.

То, что я искала, нашлось в ее тайнике. Знаете, где?

В той самой нише.

Я достала этот предмет очень бережно и спрятала в карман куртки, благословляя свою находку.

Неизвестно, чем вся эта история могла закончиться!

Когда я вышла из зловещей Машиной комнаты, Соня уже пришла в себя.

Она сидела, сжимая побелевшими пальцами чашку кофе, и смотрела в одну точку. По ее щекам сползали, оставляя следы, слезы.

— Все в порядке? — тихо спросила я у сидящего на корточках рядом с Соней Пенса.

Он кивнул.

— Саша, — произнесла Соня очень тихо. — Саша, пожалуйста! Ведь это не Маша убила Андрея?

Я молчала. Ответ на вопрос Сони мог дать только один человек на свете.

Маленькая девочка с искалеченной судьбой. Маленькая девочка, чья жизнь в самом ее начале проходила в подвалах и неласковых руках. Маленькая девочка, которой пришлось увидеть убийство своими глазами… Впрочем, вру. Еще одна девочка — уже взрослая, могла просветить нас насчет очень многого.

Но я не верила в то, что она будет откровенной.

— Соня, мне нужна ваша помощь, — сказала я. — Вы сможете сделать для меня одну вещь?

— Да, — кивнула она.

— Пожалуйста, привезите к Ванцову вот этих девочек, — я протянула ей свой адрес. — Особенно самую маленькую. И попросите Ларикова приехать вместе с Ванцовым к Гордонам. Это очень важно.

Она кивнула. Сложила вчетверо протянутый листок и засунула в карман.

— Ведь Маша его не убивала, правда? — снова спросила Соня, не сводя с меня умоляющего взгляда своих широко распахнутых глаз.

— Пока ничего не могу вам сказать, — развела я руками. — Но надеюсь, что это сделала не она.

Хотя, если честно, я не очень на это надеялась!

Выйдя на улицу, я остановила такси, и мы с Пенсом погрузились в салон.

Только теперь я достала свою драгоценную находку.

Интересно, можно ли вот это расценивать как воровство?

Пенс тактично смотрел в окно, стараясь избегать ненужных вопросов, дабы не отвлекать меня от грандиозных размышлений.

Первая страница Машиного дневника заставила меня вздрогнуть, как от удара хлыстом.

«Боже, как я их ненавижу!»

Я закрыла тетрадь, справилась с нервной дрожью. Откровений, которые собирались обрушиться на меня, если честно, я опасалась. Как любой нормальный человек опасается откровений чужого человека, который может оказаться убийцей…

«Господи, — подумала. — Я не хочу этого знать! Я не хочу лазить по темным закоулкам этой души в поисках одного-единственного ответа на один-единственный вопрос, проходить по тем же самым кругам внутреннего ада и потом, вернувшись в свое нормальное, привычное бытие, вздрагивать иногда от холодного прикосновения, дыхания этой совершенно чуждой мне жизни!»

«Прекрати нытье, — одернула сама себя. — В конце концов, это работа, твоя работа! Не самая худшая, кстати… Не можешь? Не справляешься с трудностями, ей присущими? Иди в нотариусы! Будешь с утра появляться в конторе полная недовольства и срывать собственную неполноценность на вдовах и сиротах! Зато твоя жизнь будет спокойной, сытой и довольной!»

Дурацкие мысли… И чего я вообще привязалась к этим нотариусам? Ах, это потому, что недавно мне пришлось столкнуться с одной из них. Но это отдельная история. Когда-нибудь я вам ее расскажу, если, конечно, не забуду!

Машина, скрипнув тормозами, остановилась. Я расплатилась с водителем, и мы с Пенсом вышли на пустынную улицу.

Воспоминание ударило меня. Я вздрогнула.

Темный переулок… Человек, настигший меня.

Как может в человеке соседствовать красота и подлость?

Или, ступая на скользкий путь мести, и сам заражаешься злом, становишься чудовищем?

Зло порождает зло, и никуда не денешься от этой нехитрой истины. Она пришла от господа бога, а постулат «добро должно быть с кулаками» — выдумка человека. Поэтому, уж простите, полнейшая ерунда!

— Пенс, мне так их всех жалко, — выдохнула я, смотря вдаль проулка, где некоторое время назад сама точно так же стояла, всматриваясь в темноту, и держала в руках мужской платок, от которого исходил запах дорогой туалетной воды. — Они совершили возмутительную, но все же глупость!

В этом дурацком проулке мне было так страшно!