Шрифт:
Мучительно болели ноги, руки, всё тело мучительно ныло. Но Ольга не замечала боли, не думала о ней. Дыханием свободы обжигал её морозный ветер. Прыгая в кусты, чтоб запутать след, бежала она к знакомой полянке, к тёплой груди Гудимова, распахивающего перед нею нагретую бекешу…
Когда Сычиха ударила часового топором, он без крика повалился на снег. Она оттащила его от двери и замахнулась, чтобы сбить замок, но в это время часовой поднялся на локте и выстрелил. Сычиха снова ударила его топором, сбила замок и выпустила Ольгу. В эти первые мгновения она испытывала только радость и гордость собою. Но по селу уже хлопали двери, перекликались голоса немцев.
Сычиха выпрямилась, соображая, что делать. Она могла убежать. Но тогда немцы сразу хватятся Ольги и пошлют погоню. Свежий лыжный след найти не трудно. А догнать измученную девушку ещё легче.
Она подняла замок и приладила его на место. Когда немцы подбежали к сараю, они увидали старуху, которая пыталась и не могла открыть замок. Её ударили и свалили с ног. Но она поднялась, припала спиною к двери сарая и закричала во весь голос:
— Бандиты! Будьте вы прокляты! Будьте вы прокляты, убийцы! Прокляты! Прокля…
Один из солдат выстрелил в неё в упор. Она почувствовала горячий толчок воздуха в грудь и в лицо, но не почувствовала боли, и снова закричала, вцепившись руками в засов:
— Будьте прокляты, убийцы! И ваш Гитлер, и вы все, и ваши матери, что вас вскормили! Будьте прокляты!
Кровь хлынула горлом, затопила рот. И словно застлала глаза — ничего уже не видела Сычиха, только помнила — задержать, прикрыть собою дверь, задержать… Сплюнув кровь и яростным усилием удерживаясь на ногах, снова закричала:
— Всё равно, всех не убьёте!
Немец выстрелил ещё раз. Сычиха упала, но тут же приподнялась, привалилась к двери сарая и в последний раз уже шопотом сказала:
— Всё равно…
Быстро, из последних сил бежала Ольга, так быстро, что ветви шлёпали её по лицу, по ногам, снег с потревоженных ветвей падал ей на плечи, таял за воротником шубейки. Только бы добежать, добежать до Гудимова, а там всё будет хорошо…
Приземистая фигура двинулась ей навстречу. Еле приметная фигура в белом балахоне. Она подбежала, уже понимая, что это не Гудимов, и обняла незнакомца.
— Ну слава богу, — сказал он. И протянул ей флягу: — На, выпей.
Она вгляделась и узнала Антонова. Это был молчаливый, строгий мужик. Прижаться к нему, поплакать у него на груди показалось ей невозможным. Она глотнула крепкого спирту, закашлялась, с отвращением отдала флягу.
— Выпей ещё, подкрепись, путь долог, — сказал Антонов.
Она покорно выпила ещё. Жгучая влага вернула ей силы.
— Как мы прорвёмся в лагерь? — спросила она.
— Лагеря уже нет, и пойдём мы кружным путём, проскользнём у них под носом, — сказал он и протянул ей белый балахон. — Надевай, да и пойдём.
Он шёл впереди. Чтобы не отстать, она вынуждена была бежать изо всех сил. Ей хотелось попросить его итти помедленнее, но она не решилась окликнуть его, поблизости могли таиться немцы. На ветру заныла рассечённая губа. Трудно было двигать ногами и руками, больно было от прикосновения одежды к коже… Как её били!.. Даже ничего не спросив, даже ничего не требуя от неё. Избили, связали и бросили..
Они пробежали через лес и выскочили на белую гладкую равнину, тускло освещённую заходящей луной. Собрав силы, Ольга догнала Антонова и сказала:
— Передохнём. Я не могу больше. Минуточку.
— Тише, дурная, тут же немцы, — тихо сказал он, продолжая скользить вперёд. — И стоять здесь нельзя, болото под нами, провалимся — хуже будет.
Снова они бежали, не разговаривая, он впереди, она сзади. Иногда Антонов оглядывался, и торопил её:
— Иди, не отставай, нельзя!
Луна зашла, короткая предутренняя темнота легла над равниной. Вспыхнули в небе холодные звёзды.
Антонов остановился, протянул Ольге флягу:
— Подкрепись. В лесу передохнём, поедим.
Она выпила спирту, отдала флягу, снова послушно пошла, с трудом двигая ногами, тяжело наваливаясь на палки. Потом стало легче, даже совсем легко. Звёзды горели над нею, милые, хорошие звёзды, на которые они смотрели однажды с Гудимовым, шагая по лесу… «Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно..» Ноги двигались сами, тело стало невесомым и как будто летело над белой гладью равнины… Новогодняя ночь… Какие близкие звёзды…