— Нет, но... так не может быть!

— Почему не может?

— Ну... как почему? Потому что срок человеку положен, — без всякого огорчения сказал Вит. Смерти он не боялся. То есть опасностей всяких боялся, конечно, а вот конца жизни, который наступит в срок... Зимой Виту исполнилось пятнадцать, и, как ему представлялось, жизнь он прожил долгую, почти бесконечную. То, что ему назначено прожить еще две таких жизни, а не, скажем, четыре, его не печалило.

Ник цокнул языком: дескать, не ожидал, дружище, что ты такой дурень.

— Все может быть. Все. Старость, что для вещи, что для живой твари — это поломки. Не такие заметные, как удар мечом, а простое ветшание: там щепочка, здесь ниточка... Когда поломки чинят своевременно, то и дом стоит долго — как, например, вот этот, он ведь от старых времен остался, — и человеку помирать ни к чему. Но это если наши демоны... хм... послушны и хорошо обучены. А если нет... В деревнях это, кажется, называется «проклятье»? Сбой программы плюс несколько злых или неосторожных слов. Беда в том, что они питаются не только солнечным светом. В земле, в человеческом теле темно, там они другие источники ищут. В крови им хорошо, и не всегда они туда проникают, чтобы лечить...

Вит молчал, пораженный ужасом. До него медленно доходило, о чем была сумасшедшая речь Ника. Леха, тот самый, что погубил их деревни... зябнущий даже в жару, бледный, как покойник, губы и веки сизые... проклятый с детства, говорила баба Лиза, теткина старшая сестра, и еще добавляла, что «его червь изнутри ест». Не червь, значит, а цветная пыль в крови. Могла бы лечить, а она ест его изнутри. А что же Айген ничего не сделал?..

...Ник смотрел на него как-то очень знакомо. Точно так же, бывало, смотрел дядька, перед тем как вздохнуть: «Сыновей Бог не дал». А дал, разумелось, племянника — хилого нескладеху, бестолочь и наглеца, который бегает за деревенским Хозяином и бубнит ихние Слова окаянные вместо того, чтобы делом заниматься...

— Что вы от меня хотите? — спросил он. Вышло, мягко сказать, невежливо, но Ник опять ухмыльнулся.

— В ученики взять хочу. Только не Слова с тобой зазубривать, как со скворцом, а приставить тебя к настоящему делу. Я пытаюсь разобраться с этими... котлами, будем так из называть. Пока не сломались последние — они сами себя чинят, без моего участия, но все же ломаются один за другим... Однако если понять, как сделать новый котел, тогда... что тогда, Вит с Южного Холма?

— Тогда можно будет наделать много котлов, — медленно сказал Вит, — понаставить их везде... и везде будет сплошной вход.

— Как раньше.

— Как раньше? А почему... А кто знает, как они работают?!

— Кто знал, тех давно на свете нет. Я тебе не скажу, как это вышло. Было это давно, еще до меня. Но, надо думать, настал такой момент, когда их некому стало чинить.

— Всех Хозяев переубивали?

— Вряд ли. Скорее сами перемерли и учеников не оставили. Если считать Хозяевами тех, кто знает, как устроены вещи, а не тех, кто умеет тыкать пальцем и приказывать демонам. Видимо, эти котлы слишком долго были исправными. Понимаешь, о чем я?

— Нет.

— Ладно... Словом, когда они начали ломаться, оказалось, что никто не знает, как их починить. Насколько просто даже ребенку управлять демонами, если ребенок вызубрит ключи, — настолько сложно понять, откуда берется демон, как он слышит слова, не имея ушей... как воет без голоса, летает без крыльев и рвет без зубов... Тяжело хлеб испечь, а съесть и дурак справится. В какой-то момент не стало тех, кто понимал суть. Остались дети и демоны.

Дети и демоны. По всей земле кипят котлы, окруженные страшными Лесами, куда простому человеку хода нет. А из котлов ползет живая разумная пыль, способная обернуться и закаленной сталью, и куском хлеба; катится по траве и снегу, летит по ветру, течет вместе с рекой... И слушается приказов на давно забытом наречии, и принимает за приказы простые глупые слова, случайно сорвавшиеся с языка. Скажи десять раз «чтоб мне сдохнуть»...

Ник, молодой мужик семидесяти двух лет отроду, опять будто забыл, о чем говорил. Сидел и возил пальцем по зеркалу, укладывая ручей в красивый узор.

Войдешь в любую деревню, примешься знакомиться — встретишь трех или четверых Ников, обычное имя в обыденном языке. В Словах же «ник» означало ложное, условное имя человека, произносимое, если не известно настоящее.

— А дальше? — сипло спросил Вит. — Господин Ник! Дальше что было?

— А дальше было хуже, — сказал Ник, не отрывая взгляда от зеркала. — Рушились здания, оседала земля, болезни поражали людей... ну да это тебе рассказывали и дома, и в церкви... так вот, все это правда. И дети ссорились между собой, выводили из строя ключи, множили полчища демонов, переставших подчиняться. Слова нужные помаленьку забывались. Если один учит другого со слуха, читать мало кто умеет, притом и учат не скукоту всякую, а насчет баб, да пожрать, да подраться... А в то же время демонов на земле, в воде и воздухе становилось все меньше, слушались они все хуже. Ну, кроме тех мест, откуда они все еще расселялись по свету. Тут они могут все. И мы с тобой можем все, как наши пращуры. А возьми чуть в сторону — их едва хватает на то, чтобы разжечь костерок.

— Или две деревни закопать к чертовой маме, — мрачно добавил Вит.

— А вот этого я сам не понимаю. И сейчас, после твоего рассказа, — не понимаю. Скопом они в вашу сторону двинулись, что ли? Это бывает, когда их Дикие приманивают. Надо было пометить...

— Бывает, — протянул Вит. — Одни лечат, другие проклинают. Можно спросить?

— Спрашивай.

— Почему вы решили новые котлы делать, а не уничтожать те, которые остались?

— Что-что? — Ник поднял брови.

— Известно что! Кучу хвороста на эти ваши листья, Слово Огня — и больше не будут они никуда ползти. Ни проклятых не будет, ни Диких Хозяев.